А затем он поцеловал ее, и у Алиры вновь закружилась голова и захватило дух. Конечно, подозрительность нашептывала внутри: «Можно ли ему верить?», но от прикосновения губ юноши ей хотелось плакать от счастья, возбуждения, сильных эмоций и тоски от мысли, что время течет слишком быстро. «Возьми меня!» – звал внутренний голос.

Она больше не могла ждать, но не совсем понимала, что будет дальше. Решится ли он? Будет ли он любить ее с той страстностью, о которой она мечтает? Не будет ли он спешить и будет ли сжимать ее в объятиях вечно? Все эти мысли напоминали о словах Тельмы, но женщина их отбросила. Они ничего не значили. Единственное, о чем хотела думать Алира, так это о том, что он сейчас с ней. Они поговорят завтра, если завтра наступит. Он сказал, что скучал по ней. И Алира умоляла в душе:

«Возьми меня!»

Дамер верил в настоящую любовь, безумную, необъяснимую. Верил в силу первого взгляда, внезапного влечения, жеста, улыбки; когда сливаются воедино две души, а время останавливается, а внутри – ничего, кроме покоя. Для него это было просто и понятно. Они с Алирой были разные, как день и ночь, но эти ночь и день соединяли рассвет и закат – краткие, неясные мгновения, в которые мир полностью меняется. Эти минуты наполняли жизнь смыслом, не важно, насколько необычным. Все остальное время существовали только свет и тьма. Алира превращала любую темноту в полумрак.

Они целовались и целовались, потом помогли друг другу избавиться от одежды – и вновь целовались. Руки Дамера ласкали ее тело, и мысли Алиры следовали за его движениями. Трудно было перестать думать о себе, о той оболочке, что хранит ее душу. Она каждый день смотрелась в зеркало, наблюдая медленное неумолимое влияние времени. Как тяжело было принять то, что ее ждет. Ее кожа уже больше не была розовой, гладкой и совершенной, как прежде.

– Расслабься, – прошептал молодой человек.

«Если б ты только знал, – подумала Алира, – как давно меня никто не желал! Как я жажду этого!» – а вслух сказала:

– Прости.

– Не извиняйся. Как ты себя чувствуешь?

– Не могу объяснить.

– А ты попробуй.

– Страх, возраст, стыд, волнение – всё сразу.

– Я хочу узнать всё твое тело, – прошептал Дамер ей на ухо. – Если, конечно, ты не против. Вот что я придумал… – Он пристально взглянул на нее. – Это bluetooth-колонка там, на столе?

– Да, – отозвалась Алира, несколько удивленная.

Дамер вытащил телефон из заднего кармана, поискал что-то в памяти, подсоединил адаптер и запустил мелодию. Юноша присел на кровать и предложил Алире прилечь рядом. Та согласилась и потушила свет.

– Зачем? – поинтересовался Дамер.

– Мне так нравится. Не хочу, чтобы ты меня видел: слишком заметна разница в возрасте. Меня это раздражает.

– А я хочу тебя видеть, – произнес юноша.

Он поискал выключатель на тумбочке и зажег лампу. Он гладил ее тело, пока говорил, потом перешел к нежным ласкам, касаясь пальцами тех мест, что Алира привыкла ото всех скрывать: руки, слишком бледные и мягкие, грудь, живот и бедра, ниточки вен на ногах, стопы. Дамер, казалось, не замечал в ней изъянов, в его глазах отражалось желание и наслаждение тем, что видит.

– Закрой глаза и просто слушай, – попросил он.

Песня была Алире незнакома, и она сосредоточилась на словах и мелодии и постепенно расслабилась. Она слышала слово «кожа» и чувствовала тело Дамера, как свое. Она слышала, как голос певца советовал забыть о фирме, и ощутила, что уже не она одна владеет своим телом, она уже не думала – только чувствовала. Слова, аккорды и ласки соединились в невероятное ощущение необратимости и бесплотности. Она слышала голос, говоривший: «Возьми меня! Я больше не могу ждать. Не оставляй меня нетронутой!» И эти слова шептала именно она, следуя мелодии песни Дамера, именно она стонала от наслаждения… или это был его голос? Или их двоих? Ей было все равно. Ее жажду утолили; время, ночь, тишина, тьма, жизненная неустроенность, страх, разбитая душа, поглощенная потоками воды, заполонившими пустыню, в которую женщина так боялась превратиться, земное и небесное, вечное и временное, четкое и неточное слились в едином моменте истины…

Тельма не могла уснуть. У нее был жар, она была взволнована, и Херардо рядом так громко храпел, что невозможно было задремать. Почему ночь порождает ненависть? Она обожала мужа днем, но по ночам… Разумеется, все эти химеры жили лишь в ее мозгу, ведь завтра будет новый день и новая работа, забота о сыне и встречи, которые отвлекут ее от мрачных мыслей. Тем более, она уже разучилась думать о себе и собственных проблемах при свете дня.

Однако во мраке ночи она слышала, как рычат внутренние демоны. Тельма хотела развестись, начать новую жизнь, вновь обрести свободу, сменить работу и ощущать сладость неопределенности будущего. Она ненавидела себя за то, что скатилась в рутину и с головой окунулась в жизнь, в которой не знала недостатка ни в чем, но где ее постоянно преследовало чувство неудовлетворенности. В юности она критиковала сытую, консервативную, устроенную жизнь – и именно ее она сейчас вела. С Херардо они могли бы теоретически добиться большего, да и сейчас желали большего… Но они были связаны необходимостью поставить на ноги сына и дать ему лучшую жизнь, чем была у них.

Противоречия разрывали женщину изнутри… но лишь ночью. Утром она радовалась, что ей нечего больше желать, о чем они с Херардо когда-то мечтали. У них есть новый, большой, красивый и уютный дом… и, разумеется, очень дорогой. Когда муж получит свою часть наследства, они смогут закрыть ипотеку… если, конечно, получит. Пока все это было лишь на словах, которые не доходили до дела. По ночам поместье, в котором они сейчас обитали, казалось ей корнем зла: она только и мечтала, что избавиться от него и никогда больше сюда не возвращаться. Как только Херардо получит свою долю, это больше не потребуется. А чего ради? Чтобы окончательно здесь потонуть? Отношения с семьей мужа у Тельмы не сложились: Томас был бездельником, элегантным и равнодушным, Алира – старомодным романтиком… Тельма не представляла, как семья могла прозябать в этом мрачном мавзолее. Она хотела современной, устроенной жизни!

Женщина спустилась на кухню за глотком воды и обнаружила на столе зажигалку и пачку табака. Наверное, Томас или Аманда забыли…

Тельма заварила себе чай и зажгла сигарету. Конечно, она бросила, но иногда втайне все-таки курила. Ей нравилось «чувство секретности». Женщина погасила свет. Висела такая оглушительная тишина, что было слышно, как сгорают табачные листья. Тельма наблюдала за тем, как медленно оживают крошечные угольки…

Внезапно послышался смех, затем – шепот. Тельма застыла. Один из голосов принадлежал Алире, второй – какому-то мужчине. Женщина насторожилась. Она взглянула на часы на стене: слабые лунные лучи давали немного света – было четыре утра.

Тельма старалась не шевелиться. Если бы пара вошла в кухню, то застала бы ее, пьющую чай. Что в этом особенного?