есть, ваше благородие: земля стонет, – сказал матрос. – Народу столько побило – жуть! – Приподнялся. Огляделся. – Как выбираться будем?

– А где наши?

– Пёс его знает. Ушли.

– Так нас разбили? – с ужасом спросил Павел, постепенно осознавая, что творится вокруг.

– Вроде бы, – неопределённо ответил матрос, тут же добавил: – Но пушек нет. Значит, отошли с орудиями.

Они сидели тихо, не шевелясь. Слышали, как за насыпью эполемента ругались двое турок. Вскоре мародёры ушли.

– А ты как уцелел? – спросил Павел.

– Я внизу, в ауле был, в стрелковой цепи. Как в живых остался – только Богу известно. Семь раз могли пристрелить или прирезать. Да все, как-то выкручивался, а мож, оберегал меня кто, – он выразительно поднял глаза к небу.

– А я как будто провалился в беспамятство. Бомба рядом рванула…. Ничего не помню.

– Оглушило, – разъяснил матрос. – Благодарите Бога, что целы остались.

– В какой стороне Севастополь?

– Да разве разберёшь сейчас.

– Браточки! Браточки! – раздалось справа еле слышно.

Матрос Самылин и Павел поползли на зов. Во рву лежал солдат и сипло, прерывисто дышал. Самылин наклонился над ним.

– Ты ранен?

– Браточки, не чувствую ничего и пошевелиться не могу. Воздуху не хватает.

– Так, где болит или жжёт?

– Нет, ничего не болит. Дышать тяжко.

Самылин освободил солдата от наплечных ремней, расстегнул шинель. Остро пахнуло кровью.

– Эх, браток…, – вздохнул Самылин.

– Дышать совсем невмоготу, – пожаловался солдат.

– Ты молчи, тогда легче будет, – посоветовал матрос.

– Ему фельдшера надо, – решил Павел.

– Да где ж его теперь? – посетовал Самылин.

Совсем рядом зазвучала английская речь. Павел осторожно выглянул из рва. Двое солдат в красных мундирах расположились на отдых. Они присел на землю, скрестив ноги, рядом лежали ружья. Один из солдат сложил кучкой хворост и пытался раздуть огонь.

– Чёртов колпак, – выругался второй, снял с себя форменный кивер и отшвырнул в сторону. – Пусть его сам принц Альберт и носит, коль придумал.

– Эй, что ты обмундированием разбрасываешься? Тебя же высекут, – предупредил его первый.

– Пусть меня высекут, но я отныне буду носить фуражную шапку. Этот альбертов колпак мне голову до мозгов продавил.

– А они у тебя были, мозги-то? – усмехнулся первый.

– Эй, полегче, Дик, – огрызнулся второй. – Будешь дразнить меня – останешься без рома.

– Обидчивый ты какой, Джордж! Я к тому, что: были бы у нас мозги, мы бы сюда ни за какие коврижки не попёрлись. Благодари Пресвятую Деву, что сидишь сейчас без дырок в теле, с руками и ногами. Из нашей роты человек десять осталось не покалеченных.

Павел вылез из укрытия и смело направился к костру.

– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он на английском.

Тот, что раздувал костёр, Дик, резко выпрямился. Второй, Джордж, потянулся к тесаку. Но увидев, что перед ними безоружный, да ещё юнец, успокоились. Джордж, ответил:

– И вам желаем, сэр. Только где вы здесь увидел джентльменов?

– Мы – эсквайры, – усмехнулся Дик.

– Позвольте присоединиться к вашему костру? – попросил Павел.

– Холерой не болеешь? – с подозрением оглядел его Джордж.

– Нет, – уверенно ответил Павел.

– Присаживайся, – пригласил солдат. – Из русских? Почему отстал.

– Контужен был. Сознание потерял.

– А ты неплохо говоришь по-нашему. Офицер? Из благородных?

– Да.

– Молодой какой, – грустно сказал Дик. – Я в твои годы уже первую каторгу отбывал. Обчистил карманы самого лорда Бирстона.

– Хвати врать, Дик. Какого лорда? Лавочника ты ограбил, – осадил его Джордж.

– Много ты знаешь, – обиделся Дик.

К ним подошёл ещё один солдат, волоча за собой три ранца.

– Горден, сукин сын, – усмехнулся Джордж. – Старая привычка: тащить все, что плохо лежит?

– Так, их тут полно, – пожал плечами Горден. – Русские бросили. Надо распотрошить, может, что пожрать найдём. А это кто? – заметил он Павла.

– Русский. Отстал от своих, – пояснил Джордж, набивая трубку табаком.

– Это хорошо! – довольно произнёс Горден. – За каждого пленного нам обещали по шиллингу, за офицера – два.

Он деловито принялся рыться в ранце, но кроме нательного белья, обмоток и других солдатских вещей ничего не нашёл. Во втором обнаружил сухари.

– Это что, русский бисквит? – Он покрутил ржаной сухарь перед глазами. Попробовал его откусить. – Зубы сломаешь. Как они его едят?

– Так, ты в воде размочи, – посоветовал Дик.

– И то – верно! – согласился Горден. Снял с плеча деревянную круглую флягу. Вынул пробку. Налил в медную кружку немного воды, помочил сухарь, попробовал. – Будто сено жуёшь, – скривился он. – Нас такой гадостью кормили, помнишь, Джордж, в пересыльной тюрьме, в Портсмуте.

Из темноты появился молодой английский солдат. Он еле шёл, опираясь на ружье. Даже в слабом отсвете костра было заметно, что у него нездоровый, бледный цвет лица.

– Не угостите водой, Горден Феген? – спросил он,

– Убирайся отсюда! – заорал на него Горден и занёс над головой ружье, угрожая двинуть молодого солдата прикладом.

– Я же, всего лишь, попросил глоток воды, – жалобно простонал тот.

– Так иди вниз к реке и напейся. Пошёл!

Юноша пропал в темноте.

– За что вы его так жестоко? – удивился Павел.

– Он холерой болеет, – объяснил Джордж, раскуривая маленькую трубку. – Не очень-то хочется умереть, изойдя поносом. А ему все равно скоро – хана.

– А парнишка-то по-нашему балакает, – довольно оскалил кривые зубы Горден. – На, глотни. – Протянул Павлу кружку.

– Спасибо, – поблагодарил Павел. Пить хотелось ужасно. Глотнул воду. Она показалась ужасно горькой. – Что это? – сморщился он.

– Вода, – просто ответил Горден. – Я туда настойку опия добавляю. – Ни одна зараза не берет, и чувствуешь себя превосходно.

– А можно у вас попросить немного вашего чудесного напитка для моего товарища. Он ранен, – попросил Павел.

– Так пусть сюда идёт.

– Он сильно ранен.

– Сходи, посмотри, Дик, – сказал Джордж. – Ты разбираешься в ранах.

– Я что тебе – хирург? – недовольно пробурчал Дик.

– Но ты же в тюремном лазарете работал поломойкой.

– Ладно, тебе! – рыкнул Дик. Взял из костра горящую ветку. – Пойдём, парень, посмотрим твоего товарища.

Англичанин осветил раненого солдата.

– Подержи, – протянул он горящую ветку матросу Самылину. Сам присел на корточки, разорвал на груди раненого окровавленную рубаху. Поднялся. – Нет, – мотнул он головой. – До утра не дотянет. Осколок в лёгком. Большой.

– А если его вынуть? – спросил Павел.

– Откинется сразу, – отрицательно покачал головой англичанин. – Пока торчит, дыру закрывает. Как его вынешь, так задохнётся вмиг.

– Что же делать?

Раненый солдат дышал уже совсем слабо. Павел разглядел бледное лицо с закатившимися глазами, бледную шею, а ниже – все чёрное.

– Лучше так…. – Гордон вынул из ножен тесак.

– Вы что делаете? – ужаснулся Павел.

– Остановлю его мучение. Ты ничего не понимаешь, парень. Отвернись.

– Но, подождите, может как-то ещё….

– Ну, если хочешь, смотри, как он мучается, – безразлично пожал плечами англичанин. – А я пошёл.

– Ваше благородие! – Самылин поднялся, приобнял Павла