– Отрастут ещё, – успокоил его Козлов.

Павел передал флягу раненым.

– По глоточку, братцы, растяните. Тяжёлым сперва дайте.

– Сохрани вас Господь, – поблагодарил его ефрейтор Козлов и добавил, указывая кивком вперёд: – кажись, к Евпатории подходим.

***

Когда здесь был Павел с поручением от Меншикова, город казался вымершим. Сейчас же Евпатория ожила. Колонны солдат, кавалеристы, телеги, фургоны – все двигалось, скрипело, кричало, ржало, мычало…. К пристани швартовались баркасы. С одних сгружали мешки, ящики, бочки; на другие заносили раненых.

Обоз остановили недалеко от порта. В двухэтажном здании портового управления все окна были распахнуты. Ветерком гоняло туда-сюда листки бумаги. С телег снимали раненых и клали прямо на песок. Тех, кто умер в дороге, относили и складывали в кучу. Тут же подходили турецкие солдаты, стягивали с мёртвых сапоги, выворачивали карманы. Если шинель была не сильно запачкана кровью, снимали и её. У раненых отняли все, что находили. Даже у Павла вывернули карманы. Деньги, табак, иголки с нитками, носовой платок – ничего не оставили.

Павел, матрос Самылин и ефрейтор Козлов присели у серого валуна. Несмотря на поздний вечер, песок ещё не остыл.

– Вот, сволочи, – досадовал Самылин, сжимая огромные кулаки. – Даже крошки табаку не оставили. Курить охота!

– Мне надо убежать, – твёрдо решил Павел. – Я не хочу в Одессу. Мне надо в Севастополь.

– Если только ночью попробовать, – предложил матрос. – Нас не очень-то стерегут. Вон, турки своим делом занимаются. Даже если сбежим, никто не чухнется.

Аскеры из караула уже развели костёр и варили кофе в медном котелке. Расселись вокруг на корточках, покуривали трубки.

– Оружие надо раздобыть, – сказал Павел. – Иначе не прорвёмся. Видишь всадников? Это крымчаки. Они в дозоре стоят. От конных без оружия не уйти.

Всадники на низких крымских конях объезжали окрестности города. Их пикеты можно было заметить везде: на холмах, на дорогах в степи, у развалин городских стен.

– Можно берегом попробовать, – предложил матрос. – Авось, где рыбачью лодку найдём. Тогда морем уйдём. Они же в воду не полезут.

К зданию портового управления привели очередную колонну пленных. Шинели рванные. Без касок, без ремней. Многие уже босиком. Из здания вышел высокий тощий офицер в форме подпоручика пехотного полка. По-хозяйски прошёлся вдоль шеренги, зло ухмыляясь.

– А это ещё кто? – удивился Павел. – Вроде из наших, а ведёт себя, как хозяин.

– Знаю эту сволочь, – сквозь зубы прошипел матрос. – Подпоручик Петриковский из комендантской службы арсенала. Вот же – крыса!

– Так я же с ним встречался, – вспомнил Павел. – Он все предлагал меня вином угостить. В друзья набивался, а сам расспрашивал, как Северный форт укреплён. Вот же сволочь! Так он – предатель!

– Поляки есть? – громко спросил подпоручик Петриковский. – Шаг вперёд!

Из строя вышло двое солдат и один унтер-офицер.

– За мной! – скомандовал он и повёл их в здание портового управления.

Начинало смеркаться. Баркасы по-прежнему подходили к пристани. К ним подгоняли телеги для разгрузки. Турки из конвоя продолжали сидеть вокруг костра, не обращая внимание на раненых и пленных. Громко разговаривали, потягивая кофе и попыхивая трубками.

– Вот, ироды, – все бурчал матрос. Жадно втягивая носом кофейный аромат. – Нас голодом решили заморить.

– А ты из какого экипажа? – спросил у него Павел.

– Я сухопутный, с арсенала, – ответил матрос.

– Как же в стрелки попал?

– История простая. Когда пришли первые гартунги, начали стрелков набирать. Построили всех нас, арсенальных, повесили на стене мишени, вызывали по одному и давали выстрелить с сотни шагов. Кто в мишень попал – того в стрелки. Вот, я не промахнулся, да случайно мишень сбил. До этого никогда не стрелял.

– Вообще ни разу? – не поверил Павел.

– Нет. Говорю же, попал случайно. Но начальство решило, что я хороший стрелок.

– А почему ты от наших отстал?

– Да, как-то, сам не понял. Растерялся, наверное. Там такой грохот стоял. Все в дыму. Ничего не разобрать. Я же у самого Бурлюка за каменным забором сидел. Нам, стрелкам, сразу приказали вперёд идти и позиции занять. Со мной ещё трое было, так тех поубивало. Команды на отход я не слышал. А может, подумали, что и меня убили, так и не позвали.

– А гартунг где бросил.

– Все, амба гартунгу моему. В стволе две канавки, по которым пулю надо вгонять. Пуля тоже не простая, а с выступами; с ушами – мы так называем. Вот эти уши вставляешь в канавки и пропихиваешь пулю по всему стволу, пока не упрётся. Когда стреляешь, эти канавки нагаром забиваются. Ствол промывать надо. Половину патронной сумки я расстрелял. А после пулю в ствол едва впихнул. Приходилось камнем по шомполу бить. Последняя – вообще в середине ствола застряла. Мучился я с ружьём, мучился – никак пулю не пропихнуть, засела посерёдке намертво. А тут на меня из дыма двое в зелёных куртках вынырнули – и в штыки. Одному голову прикладом расколол, так и сам приклад отлетел, а второго кулаком зашиб, – он замертво свалился. Вижу, строй идёт в шапках мохнатых да в юбках клетчатых. Я в овражек упал, мёртвым прикинулся. Юбки туда прошли, потом обратно бежали, и опять вперёд двинулись. Вылез я из овражка, хотел к нашим пробиться, так ничего не видно в дыму. Куда идти? Услышал, рядом пушка стреляет. Я на звук. А то не наша. На меня кинулись пушкари с тесаками. Хорошо в руках ствол от ружья остался. Треснул одного по уху, остальные врассыпную, и давай по мне стрелять. Я убегал по садам, да по горящему аулу. Спрятался в какой-то яме. Как стемнело – вылез. Побрёл на голоса, да к покинутой батарее вышел. Вот, турка приласкал, который хотел вас пырнуть.

Вновь появился высокий подпоручик-поляк и подошёл к раненым.

– Ходячие! Кто ходячие, за мной! – крикнул он. – Здесь всем выстроиться, – приказал он, указывая место возле стены портового управления.

Человек двадцать искалеченных, но тех, кто держался на ногах, встали в шеренгу. Павел и его спутники тоже подошли к строю.

– Что с рукой? – спросил подпоручик у солдата с перевязанной кистью.

– Осколком порезало, ваше благородие, – ответил солдат.

– Копать сможешь одной?

– Так точно.

– Хорошо! Копать много придётся. – Он невольно обернулся на кучу мёртвых тел. Потом вновь зашагал вдоль строя широко, уверенно. – Офицеры есть? – подпоручик окинул шеренгу взглядом, зацепился за Павла. Подошёл ближе. – Что молчите? Я же спросил офицеров.

– Не обязан отвечать, – глухо огрызнулся Павел.

Но предатель не разозлился, наоборот – расплылся в хищной улыбке.

– А я вас знаю, прапорщик. Крестник князя Меньшикова. Не ошибся? Вот, так удача! Надо срочно о вас