И тогда до меня дошло.

— Так ты засунула пианино в «Эмму», просто чтобы насолить мне?

— После всего, что ты мне сделала, ты заслуживаешь самого худшего. Ты была настроена против меня с момента моего появления в беллетриции. Все были.

Я с горечью покачала головой. Ее пожирала ненависть. Но вместо того чтобы попытаться ее обуздать, она проецировала ее на окружающих. Я вздохнула.

— Ты сделала это из мести за почувствованное когда-то пренебрежение?

— Это была не месть, — тихо ответила Четверг-1–4.— Ты узнаешь месть, когда увидишь ее.

— Давай сюда свой жетон.

Она выудила его из кармана и швырнула на пол, вместо того чтобы передать из рук в руки.

— Я ухожу, — бросила она. — Теперь я не пойду в беллетрицию, даже если ты станешь меня умолять.

Мне стоило большого труда не рассмеяться над ее абсурдной логикой. Она не умела по-другому. Так ее написали.

— Ступай, — сказала я ровным тоном, — иди домой.

Казалось, она удивлена тем, что я больше не сержусь.

— Разве ты не собираешься наорать на меня, или треснуть меня, или убить меня? Взгляни правде в глаза: так проблему не решить.

— Довольствуйся этим. Ты и впрямь меня совсем не понимаешь.

Мгновение она сверлила меня гневным взглядом, а затем исчезла.

Несколько минут я простояла в коридоре, прикидывая, могла ли я сделать что-нибудь еще. Кроме того, чтобы не доверять ей ни на йоту, — ничего. Я пожала плечами, безуспешно попыталась заставить «Трансжанровые перевозки» хотя бы отозваться на комментофон, а затем, проверив время, дабы не опоздать на заседание политуправления, медленно направилась к лифтам.

Совет жанров представляет собой административное образование, регулирующее все аспекты жизни Книгомирья, от принятия политических решений в главной дискуссионной палате до повседневного течения обычных книгомирных дел, поставки фабульных устройств и даже контроля за словоснабжением из Текстового моря. Он проверяет Книжную инспекцию, которая решает, какие книги издавать, а какие сносить, и курирует Главное текстораспределительное управление и беллетрицию, но только в отношении политики. По большей части Совет беспристрастен, но наблюдатель ему необходим, и тут в уравнение вступаю я.

Я не направилась напрямик ни в беллетрицию, ни в Совет жанров, а вместо этого устроила себе тихую прогулку в уэйнрайтовский «Иллюстрированный путеводитель по Озерному краю». Я часто забредала туда в задумчивом настроении, и хотя нарисованные скалы, по которым я карабкалась, уступали настоящим в красоте и яркости, от них исходили покой и дружелюбие, напитанные любовью к водопадам, мало с чем сравнимой и мало чем превзойденной. Я сидела на теплой карандашной траве стогов, бросала камушек в озеро и смотрела, как расходятся от него нарисованные круги. Вернулась я спустя час, весьма посвежевшая.

Четверг-5 по-прежнему ожидала меня в рекреационной зоне возле видового окна, выходившего на соседние башни. При моем приближении она встала и сказала:

— Извините.

— За что? Ты же не виновата.

— Но уж вы-то точно не виноваты.

— В том-то и дело, что виновата. Она курсант. Она ни за что не отвечает. Ее недостатки — мои.

Я замерла, обдумывая только что произнесенное. Она была порывиста, страстна и способна на почти неконтролируемую ярость. Ее недостатки действительно были моими.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на часы.

— Представление начинается. Пора на заседание политуправления.

— Ой! — воскликнула Четверг-5 и принялась шарить у себя в сумке, пока не извлекла маленькую желтую книжечку и ручку.

— Надеюсь, это не то, о чем я подумала, — заметила я.

— А что это, по-вашему?

— Книжка для автографов.

Четверг-5 ничего не сказала, но закусила губу.

— Если ты хотя бы подумаешь попросить автограф у Гарри Поттера, твой день закончится прямо сейчас.

Она вздохнула и бросила книжицу обратно в сумку.

Заседание политуправления проходило в главной дискуссионной палате. Самое большое кресло на помосте принадлежало Жлобсворту, места по бокам от него предназначались для его ближайших помощников и советников. Мы явились за двадцать минут до начала и оказались первыми. Я села на свое обычное место слева от расположения жанров, а Четверг-5 устроилась позади меня. Читометр по-прежнему упорно падал, и я рассеянно озирала комнату, пытаясь собраться с мыслями. На боковых стенах висели портреты различных знаменитостей, так или иначе отличившихся за время правления Совета жанров. Мое собственное изображение маячило вторым с конца, втиснутое между Мишкой Паддингтоном[54]и Генри Путером.[55]

— Так что на повестке дня? — спросила Четверг-5.

Я пожала плечами, изрядно утомленная всем происходящим. Я просто хотела домой — куда-нибудь подальше от литературы и тех частей себя, до которых мне не было особого дела.

— Кто знает? — беспечно отозвалась я. — Падение рейтингов чтения, полагаю. По большому счету говорить больше не о чем.

В это мгновение главные двери распахнулись и вошел Жлобсворт, сопровождаемый обычной свитой прихлебателей. Меня он увидел сразу же и изменил маршрут, дабы тот пролег мимо моего стола.

— Добрый день, Нонетот, — произнес он. — Слышал, вас недавно отстранили?

— Это профессиональный риск, когда работаешь на переднем крае, — ядовито откликнулась я.

Жлобсворт всегда был чиновником. Если он и понял, что я его подкалываю, то виду не показал. Я добавила:

— Вы хорошо себя чувствуете, сэр?

— Не жалуюсь. Это которая? — спросил он, указывая на Четверг-5 практически так же, как показывают кому-нибудь, где туалет.

— Четверг-пять, сэр.

— Вы делаете ошибку, увольняя другую. Я бы попросил о втором или третьем мнении насчет нее, если бы осталось кого спрашивать. Как бы то ни было, решение принадлежало вам, и я ему подчиняюсь. Дело закрыто.

— Я недавно побывала в ремонтных мастерских, и Изамбард поведал мне, что Совет настаивает на модернизации всех передаточных трубопроводов.

— Правда? — рассеянно отозвался Жлобсворт. — Мне бы очень хотелось, чтобы Изамбард занимался своими делами.

Он подошел к помосту, уселся в центральное кресло и начал перебирать бумаги. Зал затих, если не считать тиканья Читометра, возглашавшего очередное падение потустороннего уровня чтения.