и присвоение ему номера 9577. Приложил этикетки: одну – заполненную по-русски, другую – чистую для написания всего по-французски. Все это в копиях ушло также в наше посольство в Париже.

«Paris, Le 26 Juin 1971

Дорогой Василий Алексеевич,

Ваше письмо и все документы, относящиеся к портретуВ. А. Серов – дар С. 3. Сеницай, мною получены, на редкость быстро, за что С. З. выражает вам свою благодарность.

Во вторник, 29 июня, будет наклеена этикетка музея в присутствии нового советника по делам культуры милейшего Юрия Васильевича Борисова.

Приезжайте! Для меня будет радостью Вас снова повидать в нашем Париже. Не на заседание ли ИКОМ`а Вы собираетесь в наши края? Искренне Вам преданный Л. Гринберг».

Все! Вся необходимая документация, соответствующим образом заверенная, находится и в посольстве, и в консульстве в Париже.

Портрет наш! Русского музея! Теперь ждать! Да пусть живет С. З. хоть еще сто лет! Дело сделано.

Уже в 1974 году в ответ на наше новогоднее поздравление Софья Захаровна писала:

«Дорогие друзья, спасибо за пожелания к Новому году, которые и я шлю Вам наилучшие! Если Вам доведется побывать в Париже, то Вы сердечно приглашены навестить меня, чтобы повидать серовский портрет воочию, а не только по репродукциям. Прошу только, сперва, протелефонировать мне, чтобы сговориться. С искренним приветом Софья Захаровна Сеницай (Szenizey).

Русский музей регулярно поздравлял Софью Захаровну с Новым годом и всегда получал от нее ответ.

И опять новое дело затеял Лев Адольфович. Русского музея как будто не касающееся, но необычайно интересное и захватывающее в историческом плане. Он сообщил мне:

«Письма царевича Алексея (1690–1718)

Редчайшее собрание, 135 неизданных писем трагически погибшего сына Петра Великого. Два письма, по болезни, были царевичем продиктованы и только подписаны им самим; все остальные письма – собственноручные. 118 писем адресованы Меншикову, 13 – супруге его – Дарье Михайловне, 4 письма адресованы «Милостивейшему Государю Батюшке». Написаны они между 1704 и 1713 годами из разных мест: Минска, Преображенска, Нарвы, Сум, Киева, Смоленска, Кронштадта, Санкт-Петербурга, Кракова, Дрездена и т. д.

Около 150 лет тому назад эти автографы были с величайшим тщанием монтированы и переплетены в кожу, 25×20 см. На каждой доске переплета вытиснен золоченый гербовый суперэкслибрис «Книг-хран-графа-Строганова».

В течение свыше ста лет собрание этих писем находилось в Англии в частном владении. Поэтому они не были известны русским историкам. В 30-х годах нашего века письма были приобретены русским коллекционером, жившим в Голландии. Он расстался с ними незадолго до своей смерти в 1969 году.

Будучи в Париже на заседаниях ИКОМа, я видел у Гринберга и держал в руках 30 августа 1971 года этот изумительной красоты и изящества альбом или книгу в красном сафьяновом переплете с тисненным золотом круглым «суперэкслибрисом». Все сделано невероятно тщательно и красиво. Прежде чем брать такую книгу, надо сначала вымыть руки! И какая удивительная скоропись, чем-то даже напоминающая китайские или египетские иероглифы. «Каким образом их забрать в СССР – ума не приложу», – записал я тогда в своей маленькой записной книжечке. (Я указываю дату 30 августа 1971 года как начальную точку отсчета, чтобы ясно было, когда, через какой срок волокиты попадут, наконец, письма в СССР.) Я попросил Льва Адольфовича назвать цену; она оказалась довольно высокой – 60000 французских франков. Но присланная им несколько позже справка о ценах на автографы на мировом рынке убедила меня, что это не так уж и дорого. Тем более что это уникальные, редчайшие, если не единственные автографы царевича Алексея. В общем – это не тот предмет, на котором государству следует экономить, – размышлял я.

Итак, каким же образом получить эти письма? Надо найти человека, который был бы достаточно сильным и авторитетным в высших кругах власти. Таким человеком показался мне тогда знаменитый и прославленный скульптор Е. В. Вучетич – автор монументального памятника на Мамаевом кургане в Волгограде. Он пользовался благорасположением министра культуры СССР Е. А. Фурцевой и был знаком с многими партийными и государственными деятелями. Я с ним был хорошо знаком и нас связывало землячество – мы оба из Ростова-на-Дону. Ему я и написал письмо:

«Дорогой Евгений Викторович!

Посылаю вам справку о письмах царевича Алексея и справку о ценах на автографы на мировом рынке. За письма просят 60000 французских франков. Это 12000 наших рублей. Каждое письмо (60000:135) стоит приблизительно 445 Франков. В справке о ценах только письмо Горького стоит 407 франков, а все остальные переваливают за тысячи франков. Значит, это не дорого, в общем. 1972 год будет отмечаться как Петровский год. Цена тогда возрастет. Что надо сделать?

1. Через высокие инстанции надо добиться выделения 60000 франков. Русский музей согласен покрыть эту сумму в советских рублях (12000 рублей).

2. Когда это будет сделано, министерство командирует меня в Париж недели на две (помимо писем может быть удастся еще что-либо привезти).

3. Письма я привезу с собой, и Русский музей показывает их на выставке, посвященной Петру I.

4. После этого уже вопросы публикации встанут.

5. Передача писем в Государственный архив (акты государственных бумаг) и т. д. на вечное хранение».

Зная, что инициатива всегда вызывает подозрение, что она осуществляется в личных корыстных целях инициатора, я добавил к письму, что «я сам хлопотать ни о чем не буду».

И тем не менее я еще торговался и продолжал интересоваться судьбой писем царевича Алексея. 25 января 1972 года я написал Льву Адольфовичу:

Возможно, дело с письмами в скором времени подвинется к реальным переговорам. В связи с этим хотелось бы получить фотографию какой-либо страницы письма. Разумеется, эта страница публиковаться не будет.

На следующий день вдогонку послал еще одно письмо: «Вы назвали мне цифру 60. Я прошу Вас назвать минимальную цифру, на которую Вы могли бы согласиться. (Я полагал, что письма принадлежат Гринбергу. – В.П.) Само собой разумеется, что кроме Вас и меня никто другой этой цифры знать не будет… Чтобы вести дело более уверенно, мне нужна эта цифра… Есть ли какая-либо научная экспертиза писем, их подлинности, времени изготовления бумаги, на которой они написаны, химический анализ чернил, графологические исследования или еще что-либо, подтверждающее бесспорность подлинности писем?»

9 февраля 1972 года Лев Адольфович пишет:

«Отвечаю Вам на Ваши вопросы: подлинность писем гарантируется абсолютно. Иначе говоря, буде советские ученые в них усомнятся, деньги возвращаются немедленно, по первому требованию, без какой-либо контрэкспертизы.

Но не лучше было бы, чтобы кто-либо из советских архивистов видел письма до покупки? Здесь они никаким анализам не подвергались. Водяные знаки начала 19-го века я видел только на голубоватой бумаге переплетчика, который с великим тщанием их монтировал для Строганова.

Цену снизить невозможно; я зубами впился в владельца, чтобы так долго удержать письма у себя. Но зубы мои слабые и я узнал, что он уже написал кому-то в Америке. Письма пока у