всей вероятности, вещь хорошая и подлинная. У нас она не известна. Опубликована только у Булгакова. Мы не были особенно заинтересованы, и для Русского музея это очень дорого, тем более что валюты у него нет. А министерство опять не прореагировало, куда я сообщил об этом предложении.

Откуда-то мне стало известно о существовании коллекционера Петриковского и его собрании, и я написал в начале марта 1974 года Льву Адольфовичу:

«Есть в Париже некий Петриковский 06140-Vence, № 1206 Paris, France, телефон 93320297. Он собиратель русского искусства. У него имеется: Шишкин, Айвазовский, Репин, Левитан, Малявин и др. Насколько все это солидно, я не знаю, и качественны ли работы.

Если Вы сможете узнать об этом собирателе достаточные сведения, будет очень хорошо. Он как будто бы хочет на каких-то условиях передать свое собрание в Киев. Мне нужно знать о нем все, чтобы сделать какие-то предложения. Может быть, тогда удастся поехать в Париж по этому поводу».

Вскоре я получил ответ:

«Дорогой Василий Алексеевич, получил Ваше письмо от 7-го. Петриковского не знаю. Живет он не в Париже, а на юге Франции, городок Vence, между Ниццей и Монте-Карло. Общих знакомых с ним не обнаружил – никто здесь о нем не слышал. Поехал бы к нему на один день, но очень накладно, около 1000 франков (билет самолетом в обе стороны 700 фр.) Позвонил ему по телефону, дал ваш адрес и посоветовал немедля послать Вам фотографии – они у него имеются. Если будете ему писать, то после 12.06 пишите Lasine, a никак не Paris. Paд был поговорить с Вами по телефону и очень надеюсь, что удастся встретиться в Москве».

Несмотря на то что «накладно», он все-таки не вытерпел и уже 17 марта пишет мне из Ниццы:

«Дорогой Василий Алексеевич, кто раньше попадет в Союз, это письмишко или я? А строчу я вам из Ниццы. Влез в самолет и очутился здесь. Петриковский, которому я предварительно позвонил по телефону, меня встретил и повез к себе. Все Вам расскажу либо по телефону из Москвы, либо (надеюсь) лично, если Вам случится приехать в старую столицу. Имею для Вас все фотографии, в красках, но любительские. Славный он человек, Петриковский. Зовут его Евгений Карлович и он, извините, сидит на яйцах и высидел себе состояние, продавая кур, цыплят и эти самые яички. Ему 76 лет, жена – немка. Дочь русскими картинами не интересуется, вот и все дело. Я думаю, что Вам очень и очень стоит слетать в Vence и принесет это плоды. Отличных картин у Петриковского мало, но для Киева это было бы ценное приобретение, я думаю. Одна из лучших вещей – Шишкин из собрания Serge von Der Wies, № 27 (кажется) этого монументального каталога (СПб., 1904). Фамилию Дервиза я написал по-французски потому, что видел франц. издание каталога.

Стараюсь вот уже 2 недели купить совершенно замечательный портрет Брюллова, женский. Если удастся, – дам Вам фотографию, конечно, но продавать в Союз больше ничего не стану. Какой смысл принимать рубли, как я соглашался это делать, если мне не позволяют даже в Союзе на них жить 3 или 4 недели. Получается чепуха – не знаю, чем объяснить такое удивительное положение…

Искренне преданный и уважающий Вас Л. Гринберг».

Конечно, «письмишко» пришло ко мне не только после приезда Льва Адольфовича в Москву, но и уже после его возвращения в Париж. В Москве мы встретились, он рассказал о коллекции Петриковского, передал более 50 цветных фото его картин, среди которых, по крайней мере, десяток были довольно интересны и высокого качества. Позже Петриковский сообщил, что в его коллекции находится картина П. П. Соколова «Крушение царского поезда 17 октября 1888 года». Она была на выставке в Петербурге и Париже и получила золотую медаль (Médaille d’or), о чем свидетельствует прикрепленная к раме бронзовая пластинка. Картина большая 145×100 – в массивной позолоченной раме и под стеклом.

Я запросил Петриковского, на каких условиях он хотел бы передать коллекцию в Советский Союз:

«1. Продать ее за франки. 2. Продать за советские рубли, с передачей денег Вашим родственникам, если они имеются в Советском Союзе. 3. Может быть, желаете подарить всю коллекцию какому-либо музею. В этом случае могла бы состояться выставка всей коллекции с печатным каталогом… Конечно, 3-е самое легкое, 1-е самое трудное, т. к. требует валюты». К сожалению, Петриковский избрал первый вариант – франки, а валютой распоряжалось только Министерство культуры СССР. Все фотографии коллекции и необходимые сведения я передал в министерство, где все кануло в лету.

Но вернемся к главным проблемам: Гринберг приезжает в Москву в конце марта 1974 года и все беспокоится, как ему получить деньги за рисунки Боклевского и портрет адмирала Головина. Я же стараюсь «изловчиться», чтобы оплатило министерство из своих средств и чтобы рассмотрело покупку на своей закупочной комиссии. Это дало бы возможность сэкономить скудные суммы, выделенные музею для приобретения экспонатов, а кроме того, в Москве ценят вещи несколько дороже, нежели в Русском музее. Последнее тоже важно для более спокойного путешествия. В общем, с выплатой денег я не торопился и, конечно, причину такого поведения объяснил Льву Адольфовичу. Время еще есть, поскольку он сообщил, что поездка пока откладывается. Надолго ли? – пишу я ему. – До осени? Летом в Среднюю Азию ехать опасно – жарко очень. С приглашением Вашим дела подвигаются, но официального ответа на мое ходатайство пока нет».

14 июня я сообщил Льву Адольфовичу:

«Рисунки Боклевского (15 листов) возил в Москву, представлял закупочной комиссии, оценил, и по 150 рублей за рисунок: 15×150 = 2250 р. Возил также цветной слайд с портрета Головина. Оценили в 2500 рублей. Всего 4750 р.» Это значительно больше, чем предварительно предполагал заплатить Русский музей. Здесь же было подробно описано по пунктам, каким образом, где и по каким документам можно получить деньги в Москве по приезде или заранее выдать их его племяннице. Сообщил также предлагаемый маршрут путешествия, с тем чтобы Лев Адольфович внес в него свои коррективы. Предполагалось: Сочи, Гагра, Пицунда, Гудаута, Новый Афон, Сухуми. Далее – Тбилиси и достопримечательности, Ереван, его окрестности, Баку, и получалось так, что на Среднюю Азию времени почти не оставалось. Время полетело очень быстро, и начали выявляться всякие неприятности. 1 июля я написал Льву Адольфовичу:

«Только сейчас, когда я был в Москве, выяснилась еще одна деталь – ума не приложу, почему это нельзя все сразу сказать? Оказывается, для того чтобы дали Вам и Вашей семье визы, нашему Министерству культуры СССР надо знать паспортные данные на всех, кто с Вами приедет… Лучше дайте больше сведений, а то неровен час, какую-либо «деталь» упустите и снова будет затор. Однако мне кажется, может быть, предварительно пойти в наше посольство и спросить у них, какие сведения нужны, чтобы министерство могло запросить