взгляде на их использование. Критика подобного рода была вполне аргументированной, если, конечно, исходить из того факта, что товары, с одной стороны, и деньги, с другой, представляют собой определенные воплощения стоимости, что деньги играют роль всеобщего эквивалента всех обмениваемых товаров, а их первой (изначальной) функцией является мера стоимости товаров. Совершенно очевидно, что изложенная концепция действительно и в корне не соответствовала взглядам Аристотеля на природу денег. По его мнению, деньги родились прежде всего в качестве наиболее удобного орудия обмена. С их помощью «измеряется как значение тех предметов, которых у нас больше, чем надо, так и потребность в тех, которых у нас недостает». «Вместо меры вещей натурою, – уточняет Аристотель, – люди согласились давать и получать за предметы нечто такое, что, будучи ценно, имеет ту выгоду перед прочими предметами, что оно удобно для обращения». И здесь же добавляет: «Сами по себе деньги суть совершенные пустяки и имеют лишь значение условное».

Все это показывает, что Аристотель вообще не рассматривал проблему соизмерения ценности различных благ и денег. Он считал, что деньги используются в виде монет не в силу обладания ими какой-либо собственной внутренней стоимостью, а лишь потому, что они обращаются. С этой точки зрения, у денег не могло быть и функции меры стоимости, вместо которой они наделялись чисто измерительной функцией, играющей роль понятного каждому, как сказали бы сегодня, масштаба цен и являлись, по сути, «счетными деньгами». Употребление денег, по мысли Аристотеля, давно вошло в обычай и в той или иной мере регламентировалось государством.

Не пытаясь искусственно модернизировать взгляды древнегреческого ученого, уместно заметить, что они (пусть и отдаленно) чем-то напоминают современный функциональный подход к сущности денег, которая определяется здесь не сама по себе, а исключительно выполняемыми ими функциями. При названном подходе деньги как раз и рассматриваются в качестве стихийно выработанного и отобранного рыночной экономикой инструмента, необходимого для решения многочисленных проблем товарного обращения.

Наряду с деньгами Аристотель уделяет в своей «Политике» пристальное внимание категории богатства. Причем это исследование он осуществляет в рамках так называемой хрематисти-ки (от греч. hrema – имущество, владение, собственность, богатство).

Аристотелевская хрематистика – это «теория искусства наживать состояние», теория искусства обогащения. По его мнению, хрематистику следует отличать от «экономики», т. е. правил ведения домашнего хозяйства. Если под экономикой он понимает естественную хозяйственную деятельность, направленную на обеспечение людей необходимыми для жизни благами (сюда входит не только натуральный тип хозяйствования, но и обмен), то целью хрематистики является преумножение богатства в виде денег.

Сославшись на слова афинского законодателя Солона, что «людям не указан никакой предел богатства», Аристотель дает собственные разъяснения по поводу различий между хремати-стикой и экономикой: «…В искусстве наживать состояние никогда не бывает предела в достижении цели, а целью здесь оказывается богатство и обладание деньгами. Напротив, в области, относящейся к домохозяйству, а не к искусству наживать состояние, предел имеется, так как целью домохозяйств служит не накопление денег. Вместе с тем ясно, что всякого рода богатство должно бы иметь свой предел, но в действительности мы видим, происходит противоположное: все занимающиеся денежным оборотом стремятся увеличить количество денег до бесконечности».

Таким образом, в хрематистике можно обнаружить, с одной стороны, зарождение определения предмета экономической теории, как науки о богатстве, а с другой – сведение самого богатства к сумме накопленных денег, что станет в дальнейшем лозунгом меркантилизма. Однако Аристотель далеко не был сторонником идей меркантилизма в сущностном понимании. Более того, в качестве своеобразного назидания будущим реальным меркантилистам он напишет: «…Те, которые правильно понимает богатство, ищут иного богатства (не исключительно накопления денег), иного приобретения». По мысли Аристотеля, правильное понимание богатства (богатства естественного) не должно сводится к «торговле с наживой», к приобретению все большего «множества денег».

Что касается торговли в целом как постоянно развивающейся формы товарного обмена, то Аристотель отнес ее к так называемой искусственной хрематистике и выделил три ее разновидности:

1) торговлю в собственном смысле (морскую, сухопутную и розничную);

2) отдачу денег в рост с взиманием процента;

3) наемничество с получением соответствующей платы за труд.

Если первый и третий виды он считал «законными» и «справедливыми», то второй (т. е. ростовщичество) – «заслуживающим презрения». «Из самой природы богатства, – подчеркивает Аристотель, – следует, что каждый вид богатства должен быть ограничен известными пределами. Взимание же процентов означает стремление беспредельно увеличивать богатство… Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые таким образом утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту денег… Как дети походят на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими же от денежных знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу противным природе». Иными словами, в общей оценке торговой деятельности опять-таки прослеживается свойственный Аристотелю этический подход к анализу хозяйственных процессов.

С точки же зрения чисто экономической, нельзя не видеть, что рыночные отношения он стремится исследовать не только в сфере обмена товарами, но и на формирующихся рынках капитала и труда. Следовательно, даже самые первые ростки капиталистических форм хозяйствования в недрах рабовладельческого общества превращались у Аристотеля в объект серьезного научного анализа.

При этом развернутая теория искусства наживать состояние (а равно и другие теоретические концепции) сопровождается в трудах Аристотеля примерами из практики экономической жизни. И одним из таких примеров является показ монополии как особой формы рынка. Между прочим, сам термин «монополия» (от греч. monos – одини poleo – продаю) был впервые введен в научный оборот именно Аристотелем.

Естественно, что здесь еще не могло быть и речи о чем-то похожем на анализ «несовершенной конкуренции» или иных особенностей рыночных структур, до понимания которых экономическая наука дойдет лишь в XX в. И все же реальный случай установления монополии одним из величайших мудрецов Древней Греции Фалесом Милетским, о чем рассказал Аристотель, достаточно интересен и поучителен. Суть этой рыночной истории такова. Философ Фалес Милетский (кстати, ему приписывают изречение «Познай самого себя») был не чужд и некоторых экономических идей. В частности, ему принадлежит высказывание: «Лучше всех то правление и крепче то народовластие, в котором нет ни бедных граждан, ни безмерно богатых». Однако сам Фалес не имел никаких крупных выгод от чисто философских занятий. И однажды он решил разбогатеть, чтобы доказать своим соотечественникам возможность приумножения состояния с помощью оригинального решения определенной хозяйственной задачи. Будучи астрологом, Фалес спрогнозировал богатый урожай оливок и еще зимой взял за небольшую сумму денег все маслобойни в городе Милете и на острове Хиосе. «Когда