– Я вижу, что все это – какая-то мистическая жандырня, и вы дружно с ней боретесь, как умеете, и еще у вас есть Определенно Проблемный Папа. Однако я не хочу, чтобы вы считали меня идиоткой, которая ничего не видит и забывает такое по щелчку, ясно? И тем более по хрусту чека – это, Тисса, вообще ни в какие ворота! – взъярилась Лади, сжимая кулаки, и близняшка, ойкнув, отступила и захлопнула дверь.

– Сам с ней объясняйся! – крикнула Тис из спальни.

Но Фрэнсис объясняться не стал. Он покачал головой:

– А все-таки лучше забудь. Пожалуйста.

– То есть мы не обсудим случившееся?

– Нет.

Девушка посмотрела на него в упор. Взгляд у Фрэнсиса был совсем потухший, но госпожу Найт не проняло.

– Ну и как мне доверять тебе после этого? – тихо и неожиданно зло спросила она.

Близнец замялся. Потом отвел глаза.

– Никак. Но ты будешь не одинока: теперь даже я себе не доверяю, – он горько усмехнулся. – А про обсуждения: если тебя это утешит, с Морганом и Тиссой я тоже отказался говорить о сегодняшней ночи, хотя они и в курсе ситуации в целом. Просто сначала мне нужно вывести на диалог кое-кого другого.

– Кого?

– Мое отражение в зеркале.

Найт посмотрела на Фрэнсиса, посмотрела… Потом хмыкнула, молча развернулась, ушла в спальню и гневно застучала в ванную, где предусмотрительно спряталась Тис.

– Мне в душ надо!

С той стороны не ответили, только сильнее включили воду. Ладислава выругалась. Как могла, она почистилась одежной щеткой, убрала волосы под вязаную ленту (впрочем, они и так стояли столбом, как миленькие, спасибо глине) и натянула самую мрачную из своих пастушьих накидок – черно-красную, безнадежно агрессивную, которую продавец подсунул в подарок.

Все равно никто не покупал.

Оценив в зеркало свой удручающий вид, Ладислава вдруг заметила на кровати Тиссы смятое письмо – того же пурпурного цвета, что и конверт из Маяка-Над-Бездной.

Хм. Возможно, в нем причина вчерашнего Ой Как Некстати появления близняшки…

Воровато оглянувшись на дверь ванной, Найт расправила бумагу и прочитала:

«Я сорок минут разбирал твои каракули. Насколько же ты эгоистична, насколько не уважаешь мое время, что смеешь занимать его такими глупостями? Только женщина способна в нормальном мужском досуге усмотреть грехи! Тисса, возьми себя в руки и перестань путаться под ногами у брата. Ты уже натворила таких дел, что мне в жизни не отмолить твою душу. Будь добра, займись наконец чем-нибудь полезным. Пока от тебя одни проблемы.

P. S. Спроси, захочет ли Фрэнсис сопровождать меня в весеннем турне? В марте я поеду читать проповеди в Лесное королевство и Шэрхенмисту. Я не против, если сын решит присоединиться ко мне. Только пусть он сам пришлет ответ, через тебя не надо».

М-да.

Найт осторожно положила письмо обратно, прихватила сумку с книгами и отправилась на учебу.

* * *

На лекциях она убедилась: случившееся не получило огласки.

Найт была так расстроена, что даже не стала ничего прогуливать. Просто механически ходила из аудитории в аудиторию.

– Лучше всего лекарское дело развито в Шолохе, как вы догадываетесь, – бормотал трясущийся профессор Ранкинс, и мелок в его руке отплясывал по доске, как маг-кардиограмма. – Там умеют и по кускам человека собрать, и отдельные органы изъять так, чтобы тело ничего не заметило. Хоть желудок, хоть легкие, хоть само сердце.

– И что, пациент выживет? – адепты были настроены скептически.

– Да, если определенным образом заколдовать орган и оставшееся без него тело: в первую очередь как следует опустить температуру пациента и закупорить рану специальным щитом… И, конечно, все зависит от времени, потраченного на операцию. Оно должно составлять не больше одной миллионной от средней продолжительности жизни. То есть для нас это пятьдесят минут, для шолоховцев – уже около трех часов, а оперировать дракона или иную по-настоящему древнюю сущность можно месяцами.

– А у нас умеют делать такие операции? – спросила Найт, глядя в окно.

Погода все еще была тоскливо-стылая. Даже теплая накидка-шэппар не спасала от холода, разлившегося по каждой ложбинке мрачного острова. Приунывшие галки сидели на ветках сосен и крикливо жаловались на ужасную в этом году осень.

– Увы! – вздохнул Ранкинс. – Ни знаний, ни мощи браслетов не хватит. Только себя истощите вместе с жертвой.

* * *

На «Истории Королевства» было интересней, чем ожидала Найт.

Сегодня разбирали структуру асеринской церкви. И борьбу за власть в оной.

Игривая госпожа Джоки экспрессивно рассказывала о том, что, как правило, новым архиепископом избирают прежнего столичного епископа. Из-за этого «архи» почти всегда на штыках с минакорскими чинами: они чувствуют, что их пытаются «подсидеть», и при малейшей возможности смещают «наглый молодняк». Но это тяжело, ведь минакорские святоши приближены к королю – не политически, а душевно, посредством исповеди.

Не так-то просто очернить дворцовую «жилетку»!

И, наоборот, архиепископ живет далеко от средоточия власти – на юге, в Саусборне. И не меньше трети каждого года он проводит в «проповедническом турне» и «святых гастролях», неся знамя единой веры по всей Лайонассе.

Найт слушала лекцию очень внимательно.

Ведь минакорским епископом был тот самый Гриди Ликериш – головная боль и неудавшийся палач рыжего сыщика. Враг ее друга – ее враг.

А потом госпожа Джоки и вовсе пустила по рядам портреты известных чинов королевства. Карандашные рисунки – по два на каждого, анфас и в профиль – напоминали объявления о розыске, и среди адептов быстро пошли смешки.

Только Найт не смеялась.

Сжимая в руках портрет Его Высокопреосвященства Ноа де Винтервилля, в кои-то веки изображенного без ритуальной золотой краски, искажающей черты лица, она вдруг отчетливо поняла, у кого любовалась точно таким же идеальным затылком.

И холодными оленьими глазами.

Так вот кто ты такой, злокозненный папочка близнецов.

– Интересно, Тиссу хватит удар, если я обращусь к ней по фамилии?.. – проворчала Найт, передавая бумажки дальше.

* * *

Затем было «Наследие Этерны».

Стэн Хлестовски встретил ученицу у библиотеки и тотчас уверенно потащил ее прочь.

– Мы хотели проверить Корпус загадок, помнишь? – спросил он.

И добавил, фыркнув:

– Ишь, умаялась! Тихоня! – потому что Ладислава шла, низко опустив голову.

Ибо они пересекали Фонтанный Двор. И если дух птицы иррин где-то здесь, то Лади было стыдно перед ним.