– Разок с ним по-человечески пообщаюсь, тогда и сменю, – буркнула Хейли. – Я понимаю, что мне ничего не светит, но хоть один внеучебный диалог спровоцирую! Чтоб прокручивать в голове снова и снова, и анализировать, и радоваться, и вздыхать.

– Да слабо тебе! – фыркнул Роу. – Я видел, как ты мнешься у коттеджа, но даже не стучишь.

– В следующий раз постучу, – пообещала Хани.

Тисса продолжала безрадостно ковыряться в салате.

Вдруг одна из уютниц подбежала к близняшке:

– Леди-ректор зовет вас в Пугливую башню. Немедленно.

* * *

Юная Винтервилль с открытым ртом смотрела на птенца.

Крохотное существо размером с полладони сидело на полу кабинета.

У него был серо-бурый пушок и розовая кожица под крыльями; замшевый клюв, похожий на запятую; тяжелая голова и взгляд, огромными буквами верещащий: «ЧТО ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ, ЖМЫХОВЫ КОЛОТУШКИ?!»

Рядом горой валялась одежда Стэна Хлестовски, связка ключей и амулет в виде веточки рябины. Тисса потрясенно опустилась на корточки и виновато оглянулась на леди-ректора.

Та стояла у подоконника, сложив руки на груди, и осуждающе смотрела на адептку. Элайяна уже высказала все, что думала по поводу оставленных на столе улиток.

Ну сама бы убрала, наставница, раз ты такая умная…

Тисса была раздавлена. Птенец – глубоко несчастен.

– Как ты догадываешься, ответственность за Стэна нести тебе, – подытожила леди-ректор. – Это будет лучшим наказанием за твою неосмотрительность.

Тисса осторожно протянула руку к птенчику и, замешкавшись, все же рискнула погладить его по мягкому клюву. Стэн сначала страдальчески прикрыл глаза, но потом рефлекторно подался навстречу ласке, распушив невесомые перья.

– Боги-хранители, свет спаси наши души… – тихо пробормотала Винтервилль и снова обратилась к наставнице: – Не понимаю! Почему он не говорит? Он же говорил в облике птицы!

– Подозреваю, он не знает, как делать это, будучи настолько маленьким. Оборотни получают возможность менять ипостась лет с двенадцати, перекидываясь уже во взрослых особей-животных. А этот птенец выглядит так, будто едва родился… Думаю, господину Хлестовски очень неуютно в этом юном теле. С другой стороны, хорошо, что он не стал яйцом.

– И что же теперь делать?

– Ждать неделю, – эльфийка пожала плечами. – Ты ведь на столько рассчитала эффект?

Элайяна ушла.

Густая темнота постепенно заполнила мансарду.

Тисса сидела на полу, совершенно потерянная, и все пыталась понять, куда ей теперь деваться. В Трапезной казалось – хуже некуда, так вот, примите-распишитесь.

Ладиславе с совенком в руках точно показываться не стоит: саусберийка ее просто убьет, совершенно точно разберет на запчасти за то, что Винтервилль сделала с библиотекарем…

Тисса осторожно подхватила Стэна и на ладошке поднесла к лицу.

– Мне очень жаль, – она прикусила губу. – Очень, очень жаль! Я клянусь, ближайшую неделю ты будешь жить как король. Я ни д’гарра не смыслю в птенцах, но я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы уменьшить твой дискомфорт. Может, заботой о тебе я даже искуплю свои грехи…

Стэн содрогнулся, панически пискнул и мелко стал клевать ее в ладонь: «Не надо! Стоп! Никаких искуплений за мой счет, адептка!»

Тисса собрала его вещи. Связку ключей она повесила на ремень, оберег надела на шею.

– Считай это отпуском, ладно? – вздохнула она. – И еще: мы с тобой пока поживем у тебя, мастер Хлестовски. Где это, кстати?

Птенец вполне по-человечески застонал.

Целый день Берти не мог поймать Элайяну. Было ясно: эльфийка намеренно ускользает. Только поздно вечером сыщику удалось застигнуть ее врасплох на узкой винтовой лестнице, ведущей в кабинет ректора.

Рыжий встал на первой ступеньке и руками уперся в перила:

– Не пущу, – сказал он. – Придется меня пригласить, подруга.

Вскоре они сидели в ее кабинете. Там, в тяжелом кресле буйволиной кожи, Голден-Халла узнал три вещи.

Что птица иррин мертва.

Что Стэн Хлестовски временно стал совенком.

Что Элайяна скрывает и то, и другое – от всех адептов и почти от всех коллег.

И от Берти бы скрыла, будь ее воля. Но от него, лисицы, не увернешься. Поэтому ладно, лови факты. Но без деталей.

Голден-Халла откинулся в кресле и скрестил руки на груди.

– Эл, и ты правда считаешь, что это нормальная ситуация? – спросил он.

Эльфийка прикусила нижнюю губу и отвела свой антрацитово-черничный взгляд.

– Твои подопечные из Хромой башни… – продолжил Голден-Халла негромко, – все птичьи беды на их совести, я правильно понимаю?

Элайяна вздохнула. Она обошла кресло и крепко обняла сыщика за плечи сзади. От нее легонько пахло амброй.

– Ты нарушаешь наши правила! – шепнула она, щекотнув ему ухо.

– Твои правила.

– Мои – значит наши. Я же главная здесь. В Буре.

– М-да? А мне уже кажется – близнецы.

– Берти! Ну я же просила тебя столько раз – не трогай моих адептов… Пожалуйста. Не «читаешь» меня, не «читай» и их. Все в этом мире заслужили немного приватности, м?

– Эл. У всего должны быть пределы. Тебе правда плевать на то, что случилось с иррин? Со Стэном?

– Конечно, нет. Но это уже случилось, и теперь нам всем нужно чуточку помолчать… Ради будущего академии.

– У нас что, время пафосных лозунгов? – буркнул сыщик.

Он попробовал выпутаться из объятий эльфийки, однако Эл вцепилась в него, как ожившая ива, и Берти быстро прекратил борьбу, чтоб не причинить боль своей хрупкой подруге.

– Ну если тебе плевать на Бурю… – вздохнула ректор, укладывая свой остренький подбородок на макушку сыщика. – То молчи ради меня, ладушки?

– Это вообще запрещенный прием.

– Но действенный. Разве нет?

Берти промолчал, стараясь не дышать, чтобы не заблудиться в чарующей амбре ее парфюма.

Ох уж эта Элайяна.

Пять лет назад, когда он нашел сбежавшую эльфийку в Саусборне, Голден-Халла сразу понял, что не выдаст ее заказчикам, и разорвал контракт. Но идея о том, чтобы устроить Элайяну в Академию Бурю, пришла только какое-то время спустя. До этого им предстояло хорошо узнать друг друга.