– Проклятье! Мы шумом привлекли слишком много внимания, и запереть комнату изнутри не получится.

Эмилия перевела взгляд на вырванный с мясом засов. Максимилиан, не мешкая, налёг плечом на шкаф, сдвигая его с места и загораживая им проход.

– Эми, поторопись!

– Я не полезу через окно…

– Иного выбора нет. Или нас осудят за убийство вот этого тюфяка.

Максимилиан уже перекинул ногу через окно и приглашающе протягивал ей руку, словно речь шла о прогулке по аллее.

– Чёрт бы тебя побрал, Эмилия, пошевеливайся, если не хочешь гнить за решёткой!..

Эмилия набросила на плечи плащ. Брань подействовала – она шагнула к окну, хватаясь за твёрдую руку мужчины. Башмачки скользили по гладкому каменному выступу, немногим ниже окна.

– Нужно всего лишь сделать несколько шагов вправо – оттуда уже легче будет спуститься. Ты боишься высоты, Эми?

– Нет, но я боюсь упасть,– едва слышно ответила она, передвигаясь вслед за мужчиной.

– Ты не упадёшь. Ты будешь падать только с моего позволения – и никак иначе.

Несколько мгновений, показавшихся вечностью – и они достигли края здания, не закрытого прилежащим к стене козырьком.

– Сейчас я отпущу твою руку и спрыгну вниз. Постарайся удержаться здесь до того момента, прижмись спиной к стене, хорошо?

– Ты сошёл с ума! Ты переломаешь себе все конечности!..

– Мне не в первой проделывать подобное, дорогая Эми.

Максимилиан едва ли не силой расцепил хватку ладони девушки и легко спрыгнул вниз, взмахнув руками, словно крыльями. Эмилия зажмурилась и затаила дыхание.

– Теперь твоя очередь, – послышался снизу голос.

– Ни за что!

– Иного выбора нет. Я поймаю тебя. Я сквозь землю провалюсь, но поймаю тебя. И ты не разобьёшься. Доверься мне.

Голос мужчины звучал проникновенно, он словно забирался ей под кожу. Довериться ему? Было ли что в её жизни безумнее, чем это? Но она всё же сделала шаг, ощутив под ногами пустоту. Краткий миг падения, свист воздуха в ушах – всё резко оборвалось, когда Максимилиан прижал её к себе, слегка присев в коленях.

– Это было не так уж страшно, правда?

Он уже тащил её за собой куда-то вбок, под тень соседнего здания, к полицейскому экипажу.

– Что ты собираешься делать?

– Стой здесь, увидишь..

Максимилиан тенью метнулся к экипажу, взмахнул на подножку и ударом кулака уложил возницу. Всего пару минут хватило ему для того, чтобы распрячь лошадей из экипажа и порезать подпругу у двух жеребцов. Из здания высыпали фигуры в чёрном и бросились к ним.

– Пора, Эмилия!..

Максимилиан вскочил на оставшегося жеребца и следом втащил на круп коня девушку, что есть силы ударив коня в бок. Тот громко заржал и рванул с места, подгоняемый выстрелами, летящими им вслед. Об организации немедленной погони не могло быть и речи. А когда полисмены кинутся им вслед, будет уже слишком поздно.

Жеребец словно летел над поверхностью земли. Каждое его движение было наполнено животной грацией и силой, чувствовавшейся при сокращении его мышц. Эмилия была крепко прижата к груди Максимилиана и чувствовала бешеное биение его сердца, как своего собственного, рвущегося прочь из-под рёбер. Через несколько кварталов Максимилиан позволил жеребцу перейти на лёгкую трусцу, а затем и вовсе остановил его, отправив прочь ударом кулака по крупу. Эмилия поплотнее запахнула плащ на груди, чтобы спрятать под ним разорванный лиф платья.

– Что дальше?

– Дальше – самое интересное.

Максимилиан увлёк за собой девушку в тёмный переулок.

– Что смешного? – недоумевающе спросила Эмилия. Максимилиан смеялся, словно произошло нечто очень весёлое.

– Чувствую себя необыкновенно живым, как никогда прежде. Чертовка, ты спутала мне все карты. О, как я ошибся, втягивая тебя в это!..

О, как я ошибся, втягивая тебя во всё это!..

Звучали на повторе слова Максимилиана внутри головы Эмилии. Ошибка. Это не просто ошибка, это чудовищный произвол. Но назвать всё сказанное и сделанное всего лишь ошибкой, словно речь шла о досадном пустяке, пропущенной букве или запятой при письме…

Максимилиан не стал возвращаться в меблированные комнаты, но нанял экипаж, чтобы вернуться в поместье. Едва за ними захлопнулась дверь, он присел рядом с девушкой, притягивая её к себе на грудь.

– Надо быть последним кретином, чтобы решить, будто я смогу спокойно смотреть на то, как вокруг тебя вертится какой-нибудь ублюдок или того хуже, запускает руки тебе под юбки!..

Максимилиан засмеялся:

– Все мои слова и угрозы – бахвальство на пустом месте. Мне на самом деле хотелось бы быть хозяином своим чувствам и переступать через всех, включая тебя. Но стоило только осуществиться хотя бы крошечной доле того, чем я грозил тебе… И я готов откусить свой язык, посмевший нести такую чепуху, и отгрызть руку, толкнувшую тебя к пропасти.

– Кажется, я выиграла в кости твоё обещание не притрагиваться ко мне. Если я того не захочу. А я – не хочу.

Эмилия ударила костяшками пальцев мужчину в грудь.

– Или ты не держишь своё слово?

Максимилиан медленно разжал объятия, отстраняясь, и пересел на противоположное сиденье.

– И я не желаю слышать тебя до конца поездки.

Эмилия проигнорировала протянутую руку мужчины по приезду и вихрем пронеслась наверх. Она заперлась в уборной, с ожесточением стаскивая с себя одежду, казавшуюся ей одним сплошным комком липкой грязи. Вода смыла часть неприятных ощущений, но девушка была полна возмущения и негодования. Максимилиану потребовалось довести всё едва ли не до изнасилования, чтобы признать, что его план – это бред сумасшедшего. Он и есть сумасшедший, одержимый своими идеями, не видящий за плотным их строем абсолютно ничего.

Эмилия проигнорировала приглашение слуг спуститься к ужину. Она забралась под одеяло, укрывшись им с головой, чтобы вокруг не осталось ничего, словно нет ни комнаты, ни мрачного замка, ни его хозяина, с двойственной натурой. И что ему стоило повернуться той стороной, которая была волнующей и приятной?

Послышался звук открываемой двери.

– Я не спущусь к ужину, неужели непонятно?

– Ужин сам поднялся к тебе.

Эмилия села в кровати.

– Выслуживаешься, Ровере?

Мужчина улыбнулся, ставя поднос с едой на кровать.

– Я не Ровере. От меня настоящее только имя.

– А жаль. Ровере мне хотя бы немного нравился, – хотела съязвить, но слова вырвались изо рта с ноткой настоящего сожаления.