— Расскажите хотя бы, как Ренье умер.

Трубка погасла, и Пендергаст подождал, пока профессор раскурит ее заново.

— Бекманн спился и умер в ночлежке, в Йонкерсе.

— Боже правый. — Профессор выронил спичку, его лицо застыло. — Я и представить не мог…

— Да, прискорбно.

Пытаясь скрыть потрясение, Понсонби рылся в коробке: руки тряслись, и спички рассыпались по скамейке. Профессор дрожащими пальцами стал по одной складывать их в коробок.

Ученый отложил погасшую трубку, и д'Агоста удивился, заметив, что глаза старика подернулись влагой.

— Такой прекрасный студент… — пробормотал Понсонби, обращаясь больше к себе самому.

Дав тишине сгуститься, Пендергаст достал из кармана «Жизнь художников», экземпляр Бекманна, и передал его Понсонби.

Какое-то время профессор просто смотрел на книгу, затем вдруг выхватил ее.

— Где вы нашли это?

— Среди вещей мистера Бекманна.

— Эту книгу подарил ему я. — Понсонби открыл «Жизнь художников» на форзаце, и из нее выпала фотография. — Вот он, — сказал профессор, указав на фото. — Таким я помню Ренье. Должно быть, снимок сделан во Флоренции, осенью.

— Почему именно во Флоренции? — спросил Пендергаст.

— Я узнаю фонтан. Это на площади Санто-Спирито, там гуляют студенты. А позади виден главный вход в палаццо Гуаданьи, старенькое студенческое общежитие. А осенью, потому что они так одеты. Хотя, возможно, это весна.

Пендергаст забрал фотографию и небрежно спросил:

— Остальные студенты на фотографии тоже из Принстона?

— Их я вижу впервые. Должно быть, Ренье познакомился с ними в Италии. Я уже говорил, среди студентов принято собираться на площади Санто-Спирито.

Понсонби закрыл книгу. Он выглядел очень усталым.

— Ренье… — голос его надломился. — Ренье подавал такие надежды.

— На всех нас от рождения возлагают надежды, профессор. — Пендергаст поднялся и, чуть подумав, добавил: — Если хотите, можете оставить книгу себе.

Понсонби, казалось, не слышал. Ссутулившись, он трясущейся рукой нежно поглаживал корешок.

* * *

По дороге в Нью-Йорк д'Агоста беспокойно ерзал на переднем пассажирском сиденье.

— Диву даюсь, как вы вытянули информацию из профессора, а он даже не догадался. — Это действительно было изумительно, хоть и немного грустно: даже после тридцати лет разлуки известие о смерти Бекманна сразило профессора Понсонби.

Пендергаст кивнул.

— Есть правило, Винсент: чем тщательнее человек оберегает информацию, тем легче он ее когда-нибудь выдаст. Сведения доктора Понсонби весьма и весьма занимательны. — Глаза фэбээровца блестели в темноте.

— Похоже, та встреча произошла во Флоренции в семьдесят четвертом.

— Точно. И там случилось нечто… нечто экстраординарное, что через тридцать лет привело по меньшей мере к двум убийствам. — Пендергаст повернулся к д'Агосте. — Знаете такое выражение, Винсент: «Все дороги ведут в Рим»?

— Шекспир?

— Очень хорошо. В нашем случае все дороги ведут во Флоренцию. Туда ведет и наша дорога.

— Во Флоренцию?

— Именно. Уверен, туда же направляется Баллард, если он еще не там.

— Рад, что мы не спорим, еду я с вами или нет.

— Я бы и не стал спорить. Ваши инстинкты полицейского первоклассны, искусство стрельбы поражает. И я знаю, что могу доверять вам в любой переделке, а наши шансы попасть в переделку, боюсь, очень велики. Если вас не затруднит, включите лэптоп еще раз: закажем билеты немедленно. Первым классом, если не возражаете, в оба конца.

— Когда вылетаем?

— Завтра утром.

Глава 48

Общественному транспорту д'Агоста больше не доверял, поэтому к Пендергасту отправился на такси. Из предосторожности он вышел за несколько кварталов от особняка. Интуиция подсказала, что Пендергаст поступил бы на его месте именно так.

Д'Агоста вытащил из багажника один-единственный чемодан и дал водителю пятнадцать долларов.

— Сдачи не надо.

— Подумаешь!.. — И таксист надавил на педаль газа. Увидев д'Агосту с чемоданом возле отеля, он явно собирался наварить на поездке до аэропорта, но узнав, что ехать придется не куда-нибудь, а прямиком в Гарлем, особой радости не испытал.

Такси скрылось за углом, и д'Агоста тщательно оглядел Риверсайд-драйв, проверяя окна, подъезды и темные промежутки между фонарями. Не заметив ничего подозрительного, он поднял с земли чемодан и пошел по улице на север.

Вещи д'Агоста собрал всего за полчаса. Звонить жене даже и не подумал — зачем? Надо будет, позвонит ее адвокат. Шеф Маккриди, узнав, что д'Агоста вылетает в незапланированную командировку, оживился. Будет, что скормить местным газетчикам, мол: «Офицер полиции Саутгемптона направлен в Италию по горячему следу». А раз уж самолет вылетал на рассвете, Пендергаст пригласил напарника на ночь к себе. От земли предков д'Агосту отделяли какие-то часы. Он нес чемодан, и эта мысль одновременно горячила и отрезвляла.

Единственное, что было плохо, — это расставание с Лаурой Хейворд. Их с д'Агостой отношения расцвели пышным цветом, и хоть круговерть последних дней не позволяла увидеться, он впервые за последние двадцать лет начал ухаживать и вновь ощутил почти забытое томление. Д'Агоста позвонил Хейворд из отеля, сказал, что утром вместе с Пендергастом улетает в Италию. Прошло несколько секунд, и Хейворд ответила: «Береги задницу, Винни». Черт, только бы эта поездочка не пустила все под откос…

Впереди показался особняк, пронзивший небо остроконечными надстройками портика. Д'Агоста прошел в железные ворота и дальше по дорожке к крыльцу. На стук открыл Проктор. Он молча повел гостя по коридорам, где гуляло эхо, и по комнатам, занавешенным гобеленами, в библиотеку. Огромную, заставленную книжными стеллажами комнату освещало лишь гудящее пламя в камине. Пендергаст нашелся у дальней стены: он спиной ко входу, склонившись над длинным столом — писал на листе кремовой бумаги. Слышался треск огня и скрип пера. Констанс нигде не было видно, но д'Агосте показалось, что он слышит — на самой грани восприятия — далекое, унылое звучание скрипки.

Д'Агоста постучал о косяк.

— А, Винсент, — резко обернулся Пендергаст. — Проходите.

Он спрятал лист бумаги в деревянный ящичек, выложенный изнутри перламутром, и, аккуратно закрыв коробочку, отодвинул ее в сторону. Уж не пытался ли он спрятать от д'Агосты ее содержимое?

— Не желаете освежиться? — спросил Пендергаст, пересекая комнату. — Коньяк, кальвадос, арманьяк, «Будвайзер»?

— Нет, спасибо.

— Тогда, если не возражаете, я выпью сам. Присаживайтесь, пожалуйста. — Отойдя к бару, Пендергаст налил себе на два пальца янтарной жидкости в большой коньячный бокал.

Д'Агоста внимательно следил за товарищем. В движениях Пендергаста проскальзывала странная неуверенность, и д'Агоста ощутил беспокойство, природу которого объяснить не решился.

— В чем дело? — машинально спросил он.

Пендергаст, отставив графин, сел на кожаный диван напротив д'Агосты. Задумчиво отпил из бокала. Затем отпил еще.

— Возможно, вам я могу рассказать, — тихо произнес агент, словно только что принял решение. — По сути, если кто-то и должен знать, то именно вы.

— Должен знать что?

— Я получил это полчаса назад. Хуже момента не