придумаешь. Мы слишком далеко зашли и не можем бросить дело, занявшись другим.

— А что вы получили?

— Вот. — Пендергаст кивнул на сложенное письмо на столе между ними. — Возьмите, не бойтесь, я уже принял необходимые предосторожности.

Что это значит, д'Агоста не понял. Он потянулся, взял письмо и бережно развернул. Похоже, бумагу изготовили вручную, из прекрасного льна. Тисненый герб наверху изображал глаз без век над двумя лунами, а под ними — лежащего льва. Сначала лист показался д'Агосте пустым, потом он увидел в середине маленький изящный номер: «78» — выведенный гусиным пером.

— Не понимаю. — Д'Агоста отложил лист.

— Это от моего брата, Диогена.

— Вашего брата? — удивился д'Агоста. — Я думал, он мертв.

— Он мертв для меня. По крайней мере так было до недавних пор.

Д'Агоста ждал. Он все понял без лишних слов уже по тому, какой неуверенной и отрывистой стала речь Пендергаста, словно предмет разговора вызывал невыносимое отвращение.

— Винсент, — Пендергаст отпил еще арманьяка, — многие поколения некоторые члены моей семьи страдали сумасшествием. Порой оно принимало неопасную, а порой и благоприятную форму. Но, как ни ужасно, чаще всего недуг проявлялся в поразительной жестокости. К несчастью, в моем поколении зло расцвело пышным цветом. Видите ли, мой брат Диоген — одновременно и самый безумный, и самый замечательный член нашей семьи. Это стало ясно с самого раннего детства. Просто счастье, что мы оба последние из своей линии.

Д'Агоста молча ждал.

— В детстве Диоген забавлялся изобретением очень сложных механизмов, которые заманивали, ловили, а затем пытали мелких животных: мышей, кроликов, опоссумов. Эти машины были шедеврами жестокости; когда о них стало известно, Диоген с гордостью назвал свои творения фабрикой боли. — Пендергаст помолчал. — Вскоре фантазии брата сделались куда изощренней. Стали пропадать домашние животные: сначала кошки, затем собаки, и больше мы их не видели. Диоген по нескольку дней проводил в галереях, где висели портреты предков… Особенно брат засматривался на изображения тех, кого постиг безвременный конец. Повзрослев — а к тому времени Диоген осознал, что за ним следят и бдительность наша растет, — он оставил эти забавы. Углубившись в себя, он излил свои черные фантазии и ужасную творческую энергию в нескольких тайных дневниках. Диоген хорошо прятал свои записи. По правде, я уже подростком исподтишка следил за ним целых два года, пока не нашел тетради. Я прочел лишь одну страницу, но и этого хватило. Такого мне не забыть до конца жизни, потому что оно изменило мой взгляд на мир. Думаю, вы догадались: дневники я немедленно сжег. Брат и прежде ненавидел меня, а когда он остался без записей, его гнев разгорелся неугасимым пламенем.

Пендергаст отпил еще, потом отставил недопитый бокал.

— В последний раз я видел Диогена, когда ему исполнился двадцать один год. Тогда же, получив свою долю наследства, он сказал, что замышляет ужасное преступление.

— Только одно? — спросил д'Агоста.

— Он не оставил ни единого намека. Ужасное для Диогена… — Пендергаст умолк, затем, внезапно оживившись, продолжил: — Как он совершит преступление, когда, где и против кого, мне неизвестно. Диоген забрал свою часть наследства, и с тех пор я не слышал о нем и не видел его — пока не пришло первое письмо. В нем брат указал номер «двести семьдесят восемь». Тогда я не понял, однако послание прибыло точно двести дней назад. А сегодня пришло второе, и теперь значение очевидно.

— Только не для меня.

— Диоген извещает: преступление совершится через семьдесят восемь дней. Он бросает мне вызов — своему ненавистному брату. Подозреваю, план уже завершен. Этим письмом Диоген бросил мне перчатку и предлагает поднять — попытаться его остановить.

Д'Агоста в ужасе смотрел на сложенное письмо.

— Что вы намерены предпринять?

— Сделаю то, что могу: как можно скорее закончу нынешнее дело. Только тогда получится заняться братом.

— И что, если найдете его? Что тогда?

— Найти брата я обязан, — с тихой яростью произнес Пендергаст. — А когда я найду его… — он сделал паузу, — история получит закономерный конец.

Д'Агосту напугало выражение лица Пендергаста, и он отвел глаза.

На долгое время в библиотеке воцарилась тишина. Затем, наконец, Пендергаст словно очнулся. Д'Агоста сразу понял: тема закрыта.

— Как и в случае с полицией Саутгемптона, — заговорил фэбээровец в обычном холодном тоне, — я подумал, что логично будет предложить вашу кандидатуру в посредники между ФБР и полицией Нью-Йорка. Это дело началось в Соединенных Штатах и здесь же может закончиться. Я переговорил с капитаном Хейворд, вы назначены нашим официальным представителем. Вам надлежит поддерживать с ней связь по телефону и электронной почте.

Д'Агоста кивнул.

— Надеюсь, — посмотрел на него Пендергаст, — назначение вас устраивает?

— Вполне. — Д'Агоста надеялся, что лицо не залил румянец.

— Очень хорошо. — Пендергаст встал. — Теперь мне нужно собраться и побеседовать с Констанс. Она, конечно, остается — будет заботиться о коллекциях и проводить дополнительные исследования, результаты которых могут нам пригодиться. Проктор проследит, чтобы вы устроились и чтобы вам было удобно. Если что-то понадобится, не стесняйтесь — звоните. Buona notte[79]. — Он протянул Винсенту руку. — И приятных снов.

* * *

Д'Агосту разместили на третьем этаже в комнате с окнами на задний двор. Слабо освещенная, с высоким потолком, обклеенная обоями из мятого бархата и обставленная тяжелой мебелью красного дерева, комната выглядела именно так, как и боялся д'Агоста. Здесь пахло старой материей и деревом. Картины на стенах — пейзажи, натюрморты и несколько странных этюдов маслом — в тяжелых позолоченных рамах странным образом вызывали тревогу, стоило задержать на них взгляд. Плотно закрытые деревянные ставни и тяжелая каменная кладка не пропускали ни единого звука извне. Однако в комнате, как и в остальных частях дома, царила идеальная чистота, а викторианская кровать была исключительно комфортной и застелена свежими, чистыми простынями; неведомая домохозяйка просушила и взбила подушки. Укрывшись, д'Агоста обнаружил, что стеганое одеяло набито роскошным гагачьим пухом. Все в комнате, казалось, обещало идеальный сон.

И все же сон не шел. Д'Агоста лежал, глядя в потолок, и долго, долго думал о Диогене Пендергасте.

Глава 49

«Мерседес» катил по извилистой улочке к пьяццале Микеланджело, где на холме над Флоренцией возвышались невидимые за высокими заборами огромные виллы восемнадцатого века, принадлежавшие некогда богатейшим горожанам. И когда лимузин проезжал мимо пьяццале, Локку Балларду с заднего сиденья открылся изумительный вид: собор Дуомо, палаццо Веккьо, река Арно…

Машина съехала вниз, к Порто-Романо.

— Срежем через старый город, — приказал Баллард.

У ворот водитель показал дежурному охраннику разрешение и направил лимузин по искривленным улочкам — сначала на север, затем на запад, а