«Дядя, я хотел бы отправиться в Иберию вместе с моим братом!». — Раздался в зале молодой голос.

«Хака, ты не можешь поехать!». — Гасдрубал резко ответил худощавому юноше с бледным лицом.

«Освоение Иберии стало самым важным событием, которое определит взлет и падение нашей семьи Магоннидов, так как же я, член семьи, могу спокойно жить один в городе и просто наблюдать, как мой дядя и ты проходите через трудности снаружи! И...». — Юноша торжествующе посмотрел на бронзовый бюст Гимилько и подношение еды перед ним: «Я также надеюсь отомстить за отца!».

От его слов Гасдрубал поперхнулся: «Но твое здоровье…».

«После упражнений в течение некоторого времени мое тело стало намного лучше. И я буду продолжать заниматься в Иберии. Кроме того, именно ты должен вести войска в бой, а я останусь в лагере».

«Хака, ты уверен, что хочешь идти?». — спросил наконец Магон.

«Да, дядя. Я уже принял решение!».

Хотя Хака сказал это легкомысленно, Магон знал, что если его маленький племянник что-то решил, другим будет трудно заставить его передумать. Однако он был умен с самого раннего возраста и обладал зрелостью и уравновешенностью, в отличие от любого другого подростка. Гимилько даже когда-то думал, что в будущем он принесет большую славу Магоннидам, но он всегда был слаб и болен. Тем не менее, Магон считает, что если бы он отправился в Иберию и помог Гасдрубалу, то, несомненно, получил бы большую выгоду.

«Теперь, когда ты принял решение, я согласен отпустить тебя. Но ты должен понимать, что если ты не сможешь гарантировать свое здоровье, то тебе будет трудно помогать Гасдрубалу и нашим Магоннидам в будущем!». — Серьезно сказал Магон.

Хака кивнул.

«Дядя, но-». — Гасдрубал хотел еще что-то сказать из-за своего беспокойства, но Магон сказал: «Помолимся твоему отцу в последний раз. Я надеюсь, что он сможет защитить семейное дело и чтобы все прошло хорошо.»

***

В Теонии полным ходом идут игры в регби и футбол, несмотря на то, что июль — палящее время года.

Давос, только что вернувшийся с заседания Сената, получил срочное письмо из Лаоса.

«Отправляйся в Академию Теонии и отзови Хениполиса!». — Прочитав письмо, он тут же приказал своему рабу с суровым выражением лица.

«Да, господин».

«Господин, почему вы поспешили отозвать меня? Меня чуть снова не отругал этот старик». — Давос услышал голос Хениполиса еще до того, как тот вошел в кабинет: «С тех пор как этот старый афинянин пришел в Институт литературы, мы стали гораздо более занятыми, чем раньше. Помимо того, что мы каждый день читаем стихи и прозу, мы также должны написать статью в течение двух-трех дней. И если мы не можем выполнить его требования, нам приходится ее переписывать. Милорд, почему бы вам не сказать учителю Анситаносу, что я не хочу быть ритором, ведь я просто хочу продолжать изучать с ним историю.»

«У тебя больше нет времени изучать историю». — Давос передал ему письмо с торжественным выражением лица.

Хениполис внезапно почувствовал плохое предчувствие. Он быстро принял письмо и открыл его. И тут его словно ударила молния, заставив все тело замереть: «Это… это неправда… в начале года мой отец приехал в Турию, чтобы увидеться со мной, он был в добром здравии! Очень добром!». — Пока он говорил, из обоих его глаз потекли слезы.

Давос вздохнул: «Авиногес упал в обморок на празднике и остался без сознания. Согласно опыту предыдущей жизни, он опасался, что это был «Церебральный отек». 'Я давно советовал ему перестать переедать, но-».

Хениполис вдруг что-то вспомнил. Затем он внезапно вышел вперед, крепко схватил Давоса за руки и взволнованно взмолился: «Архонт! Ты — любимец Аида! Ты — учитель всех врачей Теонии! Пожалуйста, спасите моего отца! Спаси его!».

Глава 379

«Успокойся! Я уже послал Герпуса спешить в Лаос, и после того, как я закончу дела здесь, я поспешу завтра».

«Спасибо, спасибо!». — Сказал Хениполис, всхлипывая.

Хотя Давосу было жаль его, он не мог позволить ему так грустить, потому что знал, что отек головного мозга был чрезвычайно опасным заболеванием на уровне медицинской науки в эту эпоху. Даже Теония ничего не может с этим поделать, и все зависит от удачи, если он очнется. Таким образом, ему необходимо начать планировать будущее Лаоса.

«Посмотри на меня». — Давос тряс тело Хениполиса.

Хениполис поднял голову, по его лицу текли слезы.

«Я должен сказать, что врачи Теонии много раз испытывали состояние твоего отца. Однако ситуация после лечения не внушает оптимизма». — Услышав это, Хениполис показал страдальческое выражение лица.

«Послушай, дитя. Ты уже 25-летний молодой человек, выдающийся человек Теонии! Если положение твоего отца действительно плохое… ты должен смело взять на себя его бремя, заботясь о своей матери и жителях Лаоса, как это делал твой отец! Ты понимаешь?».

«Я… понимаю…». — Хениполис кивнул со слезами.

«Хорошо. Возвращайся и собирай свои вещи. Ты должен спешить обратно в Лаос, я встречу тебя там». — Давос ободряюще похлопал его по худому плечу.

Вытирая слезы руками, Хениполис, пошатываясь, вышел. Затем он внезапно остановился: «Я… могу ли я попросить вас о помощи, когда попаду в беду?».

«Дитя». — Давос сказал мягко, но твердо: «Как я уже сказал, я считаю тебя своим собственным ребенком, поэтому я обязательно помогу тебе всеми силами в любых трудностях, с которыми ты можешь столкнуться».

***

«Что-то случилось? Я видела, как Хени плакал». — Вошла Хейристойя с Кро.

«Папа, я только что видел, как плачет брат Хени. Он такой большой, а все равно плачет как ребёнок». — добавил маленький Кро.

Давос поднял своего ребенка. Хотя ему было почти пять лет, он уже достаточно окреп: «Отец твоего брата Хени упал в обморок и до сих пор не очнулся».

«Ах!». — Воскликнула Хейристоя и спросила, «Это серьезно?».

Давос тяжело кивнул.

Хейристойя стала мрачной. Затем она о чем-то задумалась и спросила: «Хени собирается вернуться, чтобы подготовиться к вступлению в должность архонта Лаоса?».

«Кроме него, кто еще в Лаосе может это сделать?». — Равнодушно сказал Давос.

«Папа». — В это время маленький Кро ущипнул его за лицо и обеспокоенно спросил: «Ты тоже собираешься упасть?».

Давос посмотрел на маленького Кро и серьезно ответил: «Ради тебя я не могу упасть».

***

Отец Агнессы, Ателикус, — известный в Регии дворянин, он происходил из семьи, которая является одним из самых первых переселенцев