сам соберет, а покамест золотые никуда не денутся, надежно примерзли — на полу уже был слой наледи в палец толщиной.

Я хотела выйти, но Ирранкэ оттолкнул меня от двери, сам выглянул первым… И то, испуганные люди могли и в топоры нас взять, не разбирая, кто первым показался наружу!

На дворе, однако, никого не было, и конюх тоже куда-то запропал.

Пара разъездных коней выглядела прекрасно, не верилось даже! Конюх считал, им не меньше недели придется отдыхать, Ирранкэ говорил о нескольких днях, но… Похоже, Ири их и впрямь «напоила» от души!

Я помогла открыть ворота и вытащить сани, а уж запрягал Ирранкэ сам.

— Ну все, — сказал он, когда мы с Ири умостились на сиденье. Это были, конечно, не его роскошные розвальни, в которых хоть ночуй втроем, но нам места хватало. — Едем!

— В какую сторону хоть, помнишь? — спросила я, кутая Ири.

— Сперва туда, откуда явился. — Он прищурился на небо. — Солнце худо-бедно видать, с дороги не собьюсь. А дальше видно будет. Если мы королеве Зимы нужны, уж выстелит дорожку, как полагаешь?

— Если ты ей нужен, — уточнила я. — Мы-то ей зачем? Обуза одна!

Вместо ответа Ирранкэ хлестнул коней вожжами по спинам, и те взяли с места в карьер, будто застоялись и только и ждали, когда же хозяин пустит их вскачь!

— Смотри, мама! — воскликнула Ири, привстав, и полезла к отцу на облучок.

Я прищурилась и закрыла лицо рукой — снежные комья из-под копыт летели в лицо, — присмотрелась и увидела: кони мчались по насту, будто дорожка замерзала прямо перед ними. Зимние шипастые подковы гулко бухали по прочной наледи, полозья саней посвистывали… Еще можно было разглядеть огни постоялого двора, но они все отдалялись и отдалялись, пока совсем не пропали вдалеке.

— Насколько же им хватит сил? — спросила я, тронув Ирранкэ за плечо.

— Не знаю, — ответил он. Лицо у него было закрыто поднятым воротником, я видела одни глаза, они будто светились в серых зимних сумерках. — Это не я их направляю, они сами скачут куда-то. Не веришь, возьми вожжи, попробуй придержать лошадей или заставить свернуть.

Я попробовала — доводилось править телегой в деревне у матушки, — но ничего не вышло. Я женщина не из слабых, но эта пара будто вовсе не чувствовала узды…

— Ветер поднимается, слышите? — окликнула Ири.

Мы как раз миновали перелесок; кажется, кони покамест несли нас по тракту, невидимому под заносами.

Налетевший снежный вихрь залепил лица, взвыл в негустой роще. Небо заволокло тучами, и без того ненастный день сделался темнее ночи.

— Если пурга начнется, нам конец, — до странного спокойно произнес Ирранкэ, придержав коней. На этот раз они послушались, перешли на ровную рысь, но не остановились.

— Почему? — удивилась Ири. — Мы и не в такую метель в лесу ночевали, правда, мама? Дня три сидели под снегом, и ничего, живые! Лошадей вот жалко, их так не спрячешь, а нам-то что? Еда есть, чем укрыться, тоже найдется, уж не замерзнем! Тогда, конечно, не такой мороз был, — добавила она, — но втроем-то всяко теплее…

— Угу, а лошадей и зарезать можно, — пробормотал он, — голодная смерть нам всяко не грозит. Только что делать даль…

Кони вдруг осадили так, что санки опрокинулись, и мы с Ири вывалились в снег. Ирранкэ успел выскочить сам и теперь пытался схватить обезумевших лошадей под уздцы — я видела, как копыто просвистело в пальце от его головы, — но тщетно, они так и норовили подняться на дыбы, порвать упряжь и удрать прочь.

— Волки, что ли?! — прокричал он.

— Нет тут никаких волков! — ответила Ири, отплевавшись от снега и встав на четвереньки. — Они давно по логовам попрятались, буря идет!

— А мы… — Снежный заряд ударил Ирранкэ в лицо, он задохнулся и вынужденно выпустил поводья.

И едва успел отскочить — конь снова встал на дыбы. Правда, тут же остановился, дрожа всем телом, но не порываясь больше сбежать.

Только что было сумрачно, но все-таки достаточно далеко видно… Мрак, однако, сгустился мгновенно, снежная круговерть застила все кругом, небо сделалось неотличимо от земли…

— Мама! — услышала я, бросилась на голос и схватила Ири за руку. — А где…

— Ирэ! — выкрикнула я, но не услышала ответа. — Ирэ! Где ты?

— Мам, ты хоть лошадей видишь? — проговорила дочь, цепляясь за меня обеими руками.

— Нет, ничего… Держись за меня крепче, попробую ощупью. Мы же всего на пару шагов отошли! И вообще, Ири, ты же чуешь зверей, разве нет?

— Ничегошеньки сейчас не чую, — прошептала она, — кругом только снег…

Шаг вправо, шаг влево, и как знать, я сейчас приближаюсь к саням или удаляюсь от них? Не было видно ни зги, от ветра и холода слезы лились градом, ресницы смерзались, а на земле меня, казалось, удерживала только живая тяжесть Ири, иначе снежный вихрь бы давно подхватил меня и унес далеко-далеко, так далеко, что по пути я забыла бы и свое имя, и имя дочери, и…

— Не дождешься! — крикнула я ветру в лицо и закашлялась, когда он попытался задушить меня, забившись в глотку. — Ничего я не забуду! Держись крепче, Ири!

— Я держу-у-усь! — еле расслышала я и перехватила ее руку покрепче.

Где же Ирранкэ? Или его вовсе унесло бурей? Королева Зимы не терпит, когда нарушают данные ей клятвы, и если она решила, будто он задумал схитрить…

— Ирэ, откликнись! — снова крикнула я, но услышала только вой ветра. — Ирэ!..

— Папа! — голос Ири был едва различим. — Не бросай нас!

Ничего. Только ветер воет, как целая стая голодных волков, а вдалеке звенят бубенцы… Бубенцы? Откуда бы взяться путнику в такую пургу?

— Па-а-па-а-а! — срывая голос, закричала Ири. — Верни-и-ись!

— Перестань. — Я крепче прижала ее к себе. — Это не простая метель, будто не видишь? Нам его не найти, если она не позволит, а она… мы ей не нужны, ты же понимаешь. Только он…

— Как фея, да?! — Дочь оттолкнула меня обеими руками и встала на пути у снежного порыва. — Хочешь забрать его одного, и хоть трава не расти? Тварь ты, сосулька мороженая! Хуже той мрази зазеркальной!

Не время было спрашивать, где и у кого Ири нахваталась таких выражений и жестов, и так ясно — у возчиков на постоялом дворе.

Ветер взвыл вовсе уж жутко и вдруг унялся.

Снег по-прежнему валил густыми хлопьями, но можно было увидеть хоть что-то окрест. Я, однако, не различала ни ближней рощицы, ни нашей упряжки, ни тем более Ирранкэ. Только впереди виднелся высокий силуэт, призрачный и зыбкий… По правде говоря, я могла бы принять его за забытое