Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В наших квартирах тем не менее вскрывали-таки стены, тянули новую проводку, копали землю и прокладывали новые трубы, вот только рабочие приходили нерегулярно, и стройка превратилась в хаос. Мы без конца названивали директору фирмы, он путался в показаниях, но в итоге правда просочилась наружу. Оказалось, что эта так называемая «фирма» — однодневка, существовавшая лишь на визитной карточке. Каменщики, электрики, плотники и другие мастера — собранные «директором» временные работники, в большинстве своем мигранты. Многие из них считали директора подлым, поскольку он не выполнял обязательства и задерживал выплаты, а потому они в любой момент бросали наш проект и хватались за другую халтуру.
Страшное ждало впереди: обещанные «дизайнеры» так и не появились, а созданные на компьютере дизайн-проекты рабочие-мигранты использовали как макулатуру. Мы спрашивали их, в чем дело. Большинство игнорировало наши вопросы. Но некоторые особо болтливые товарищи не удержались и ответили:
— А что это вообще за каракули?! Их же в первой попавшейся типографии напечатали. Все же знают, что вы, городские, гонитесь за модой, вам важно, чтобы все было первоклассное, — вот вам и задурили голову этими якобы компьютерными дизайн-проектами! На самом деле у вас тут самый простой ремонт, а вы какой-то роскоши ожидаете. Мы когда работаем, в чертежи не смотрим, да и не смыслим в них ни черта.
Мы обомлели. Придумав интерьеры своих квартир, особой роскоши мы не ждали, но ремонт-то хотели видеть законченным, причем чтобы все было в едином стиле, гармонировало друг с другом. На что рабочие-мигранты отмахнулись: это полная ерунда! Потом им снова задержали оплату, и они начали халтурить, экономя на материалах, снизили темп работы, пререкались с бригадиром — да так, что вены вздувались на шее. Они ругались на своем родном диалекте, которого мы не понимали, при этом малоразговорчивые рабочие на глазах преображались, превращаясь в толпу болтливых иностранцев. Они тараторили быстро и отрывисто, а мы, становясь свидетелями подобных сцен, начинали волноваться. Самое ужасное случилось тогда, когда они демонтировали стеновые панели, а затем просто собрали инструменты и ушли. Мы совершенно растерялись. Мы-то радовались, что купили дорогую вещь по оптовой цене, а теперь наш дом снова превратился в зону бедствия. В итоге мы бегали туда-сюда, словно безголовые мухи. У меня вообще здоровье не ахти, так что я, естественно, не могла спокойно ни есть, ни спать, не вылезала из простуд, не находила сил даже нормально одеться и вовсе на себя не походила.
Чжан Хуа никак не ожидала такого поворота дела. Хмурая, с кислой физиономией, она с покаянным видом обошла все квартиры и лично извинилась перед каждым. И продолжала постоянно ругаться с директором ремонтной фирмы:
— Что ж ты за подлец такой! Я тебе больше ни за что не поверю!
Но ее знакомый не испугался угроз и рассмеялся:
— Сестрица! Ремонт — штука такая… Эти мигранты не слишком-то хорошие люди, они пекутся лишь о деньгах, а на все остальное плевать хотели, что же тут поделать…
Чжан Хуа возмутилась:
— А ты не мог не нанимать мигрантов?
— А если не мигрантов, то кого? Разве в городе кто-то готов так впахивать?
Каменщик положил плитку на пол, позабыв о сливе. Когда мы это обнаружили, пришлось отдирать плитку и во второй раз платить за цемент, плитку, работу и так далее. Мы пошли к Чжан Хуа, а она, в свою очередь, опять побежала к своему знакомому, но все, что могла, — это орать изо всех сил:
— Черт тебя подери! Не забывай о договоре, мы собираемся подать на тебя в суд!
Сперва директор фирмы еще как-то реагировал, но когда Чжан Хуа, брызгая слюной, принялась тыкать пальцем ему в лицо, он встал, широко расставив ноги, и ухмыльнулся:
— Ну давай-давай, беги в суд! Боюсь! Аж поджилки от страха трясутся!
— Сукин ты сын! — взвизгнула Чжан Хуа.
И все-таки Чжан Хуа женщина, а потому не могла ругаться так же смачно, как мужики. В итоге она прибежала обратно на велопарковку, села и задумалась. Чжан Хуа искренне хотела сделать доброе дело, а в итоге оказалась по уши в дерьме и не знала, как теперь со всем разобраться. Она влепила себе пощечину и горько заплакала. Мы помчались утешать ее. Разумеется, нашлись те, кто не хотел этого делать. Они в ярости покинули велопарковку, бросая на ходу колючие слова, — мол, кто знает, может быть, кое-кто получил выгоду и только ради этого подсунул нам столь нечестную контору. Чжан Хуа снова ударила себя по лицу, раскраснелась и разрыдалась в голос.
Хорошо, что время — это время, и оно не может остановиться. На велопарковке висели круглые кварцевые часы, и сколько бы событий ни происходило в мире, как бы горько ни плакала Чжан Хуа, стрелки легко шли вперед. И пока они шли, шли с железной решимостью, ремонт тоже двигался вместе с ходом времени и постепенно завершился посреди этого хаоса.
Электрики закончили работу, взяли деньги и ушли. Сантехники закончили работу, взяли деньги и ушли. Штукатуры закончили работу, взяли деньги и ушли. У плотников осталась кое-какая работа, у кого-то больше, у кого-то меньше, но и они также уходили один за другим. Наконец, в разгар ежедневных жалоб и ссор вынуждены были уйти и маляры. Начинали работать на нас люди с робкими незнакомыми лицами, а теперь они все как один делали морду кирпичом и требовали денег. Мы словно изгнали из нашего ЖК злых духов. Некоторые рабочие выкурили у нас массу сигарет, они неоднократно обедали, и я даже несколько раз варила для мастеров мясной суп, однако — непонятно отчего — у них не осталось ни капли добрых чувств; почти все мигранты стали бездушными, без тени сердечности, вежливости и уважения, и лично меня