Долговязый мужчина в истрепанном пиджаке и круглых очках почти бегом ковылял за телегой по сельской дороге. На красном от жары лице его было написано полное отчаяние и одновременно почтение к представителю власти.

– В Ермаковскую, – добродушно ответил Близнюк, – по дороге, что ль?

– Мне в Апанасовку бы.

– Садись.

Возница – седобородый однорукий казак в фуражке – с недоверием покосился на пришельца, но смолчал. Краснолицый с ходу запрыгнул на задок и упал в колючее сено, со смущенной улыбкой подхватив съехавшие очки.

Рядом с милиционером сидела, покачиваясь на ходу, тоненькая девочка лет пяти. Она посмотрела сквозь нового пассажира – будто тот был пустым местом. Белые, как цветы подснежника, волосы ее рассыпались по плечам; девочка куталась в кожаную куртку со звездами, принадлежавшую Близнюку, словно ей было холодно и неуютно в этот жаркий день, а из-под края куртки виднелись черные от пыли маленькие ноги и мятый подол ночной рубашки.

– Дождь к вечеру будет, например, – весело начал попутчик. Как представитель сельской интеллигенции, к тому же облагодетельствованный транспортом, он чувствовал себя ответственным за моральный дух в телеге.

– Дождь – это хорошо, – обмахиваясь, зевнул Близнюк.

Пегая лошадь неторопливо шла вдоль бескрайнего распаханного поля, увлекая за собой повозку. В солнечных лучах носились стрижи; сквозь стук копыт и деревянное поскрипывание колес слышалось их быстрое стрекотанье.

– Далече добираться, – краснолицый утер пот, – да все по горкам и оврагам. Благодарствую за помощь, товарищи.

– В Апанасовку – по делам, что ль? – спросил милиционер, поглаживая седой ус.

– А по вопросу продналога, – охотно объяснил краснолицый и показал папку с бумагами.

Возница, услышав это, демонстративно сплюнул в придорожные лопухи. Налоговый человек сделал вид, что не заметил.

– Ути-ути, – обратился он к девочке, – это откуда ж такая красотуля с милицией едет, например?

Девочка отвернулась.

– Из города домой конвоирую, – рассказал Близнюк, – уже который раз убегает. В Ермаковской у нее всю семью бандиты прошлым летом убили, хату спалили, только дядька увечный остался. Живет у старосты тамошнего, Василия.

– Ах ты, взысканница. Как до города-то добралась?

– Ночью уходит, пока все спят. Ничего не помнит. Идет всегда в одну сторону.

– Так запирать надо!

– Запирают, но всегда разве уследишь? О прошлом годе каждую ночь бродила во сне, теперь все реже. Уж думали, оправилась, а вишь, сегодня – опять. Нелюшка, ты когда угомонишься-то? – спросил милиционер со вздохом.

– Это мать ее мертвая зовет к себе, – глухо проговорил возница и ударил лошадь поводьями.

Разговор оборвался. Лошадка взобралась на холм, тяжело вздохнула и побежала вниз, к дремлющей под тонкими тополями станице.

– На далеких золотых берегах, у синего моря, – проговорила вдруг Нелли, задумчиво глядя на подернутый дымкой горизонт, – там, где встречаются ветра со всех концов земли; где в теплом ночном небе звезды, как крупный жемчуг. На высокой горе над вечным прибоем, где плачут белокрылые чайки над старой крепостью… там угомонюсь.

Близнюк неуверенно рассмеялся и осекся. Краснолицый смотрел на девочку, широко раскрыв рот.

– А дождя нынче не будет, – сказала ему Нелли, – это вы наврали, дядечка.

* * *

Воронежская область

26 сентября 2015, 12:44

Зуд смартфона вырвал Артема из тяжелых размышлений. Он взглянул на дисплей и побледнел, будто увидел мертвеца. Скиф, шептавшийся о чем-то с Нелли неподалеку, заметил это и посматривал на Инквизитора своим единственным глазом.

Он знает. Каким-то образом знает.

Локшин на негнущихся ногах отошел в сторону – чтобы никто не помешал ему слушать голос Валентины.

– Я не сплю? Это действительно ты?

– Артем…

Она помолчала, словно собираясь с духом. Он ждал – как ждут рассвета после долгой ночи.

– Я, – проронила Валентина, – решила позвонить тебе…

– Что ж, я рад.

Девушка вздохнула:

– Ты должен понять меня. Я не могла реагировать иначе на то, что ты делал и говорил.

– Должен понять – и пойму.

– Девушке не пристало звонить самой и говорить подобные вещи, но я… я все еще думаю о тебе. Возможно, я была… слишком строга.

Никогда в своей жизни он не слышал ничего слаще этих слов.

– Я давно тебя простил, Валентина. Я заранее прощаю тебе все, что бы ты ни сделала.

– Артем, я боюсь. Я измучилась тяжелыми предчувствиями.

– Не надо бояться. Нас ждут великие события. И я собираюсь стать тем, кто столкнет лавину, что изменит мир.

– Твои слова пугают меня сильнее всяких предчувствий.

– Что ж, возможно, тебя обнадежит, что я иду на битву против сил Тьмы вместе со Скифом и его старыми друзьями.

– Скиф вернулся?

– Да. Передать ему трубку?

– Передай, пожалуйста. Но сначала скажи – я могу чем-то помочь вам?

– Во-первых, сохрани в тайне от Гесера наш разговор. Во-вторых, нужно сделать следующее…

* * *

Порт «Темрюк», Краснодарский край,

паромная переправа через Керченский пролив

26 сентября 2015, 20:09

Вечернее солнце уже скрылось на западе, за горбатыми силуэтами холмов на крымской стороне. Автомобили и автобусы один за другим въезжали на паром и исчезали в его темном чреве. Пассажиры поднимались на верхнюю палубу – полюбоваться игрой волн в последних лучах заката. Вот паром застонал сиренами и медленно отвалил от берега. Набирая ход, в облаке кричащих чаек, он двигался к выходу из бухты.

Публика оживилась, над головами появились фотоаппараты и смартфоны: пассажиры спешили запечатлеть живописные берега Киммерийского Боспора. Шел бархатный сезон, сентябрь стоял теплый – и курортники еще ехали в Крым в большом числе. По лестницам с нижней на верхнюю палубу со смехом носились дети; на фоне заката делали селфи влюбленные парочки.

– Дельфины, там дельфины! – крикнул кто-то, и толпа перебежала к правому борту, с камерами наготове, выискивая в волнах мелькающие серые спины с треугольными плавниками.

Огонек и Нелли взошли на палубу одними из последних. Женщина закуталась в широкую рыбацкую куртку, спрятала густые светлые волосы под капюшон. Мальчик в осеннем пальто шел следом за матерью, он высоко поднял воротник и цепко вглядывался в лица окружающих. Кроме них двоих, среди сотен пассажиров не оказалось ни одного Иного.