Небось дерет взятки с родственниковзаключенных, на милицейскую зарплату подобный кабриолет не приобрести. Мыначали прощаться и раскланиваться, и тут у проходной затормозил «воронок».Конвойный позвонил у ворот. Решетки раздвинулись, «зек» медленно вкатил наохраняемую территорию. Спустя минут пять, когда я уже заводила мотор, в воротахраспахнулась калитка, и пожилой милиционер крикнул:

– Феликс Михайлович!

Улыбнувшись на прощание, начальник пошел назов. В открытую калитку стало видно, как от грузовика отходят несколько толькочто привезенных заключенных. Последний двигался как-то боком, неловкоразмахивая левой рукой. Калитка захлопнулась. Я поехала в Москву. Кто из моихзнакомых ходит точно так же, словно его попа пытается обогнать ноги? Что-тознакомое было в этом уголовнике.

Весь Птичий можно изъездить за четверть часа.Поэтому на дорогу до дома улыбчивого Феликса Михайловича потратила буквальнопять минут. Небольшое здание из светлого кирпича, дверь заперта, у входадомофон. Прогресс добрался и до Птичьего.

Я принялась накручивать колесики, наконецраздался дребезжащий голос:

– Да.

– «Скорая помощь».

Дверь немедленно отворилась. Давно заметила,что доктора люди моментально впускают внутрь. Попробуйте назваться работникомкоммунальных служб или даже милиционером – измучают вопросами, перед врачамирушатся все запоры.

В подъезде неожиданно оказалось светло ичисто. В довольно просторном холле, у письменного стола мирно читал газетумужик лет шестидесяти, крепкий, с характерным лицом отставного военного. Прямоза ним начиналась устланная красной ковровой дорожкой лестница. Лифта впятиэтажке, очевидно, не было.

– Вы к кому? – осведомился лифтер.

Стараясь улыбаться как можно болееприветливее, я вытащила удостоверение и пояснила:

– Открываем в Птичьем корпункт НТВ, хотимснять квартиру, в мэрии сказали, что ваш дом самый комфортабельный.

– Это верно, – согласился секьюрити.

Тут в глубине холла распахнулась дверь, ивышла девушка лет двадцати. Значит, в здании все же есть лифт.

– Здравствуйте, Федор Степанович, –сказала она.

– Добрый день, Светочка, – ласковоответил дежурный, – что так легко оделась, на улице совсем холодно.

– Ну да? – удивилась женщина и,подойдя к окну, принялась обозревать пустынную улицу. Федор Степановичповернулся ко мне.

– Телевидение уважаю, а ваше НТВ в особенности,мне там такая черненькая нравится, остроносенькая, новости читает…

– Миткова?

– Она и сама красавица, и говоритскладно. А дом наш и правда лучший, элита живет, начальство. Только квартирникто не сдает, и не ищите.

На столе зазвонил телефон. Лифтер поднялтрубку и потом пошел к подъемнику. Светочка оторвалась от окна и робкоспросила:

– Вы с телевидения?

– Да, НТВ, хотели в вашем доме корпунктобосновать, да, видно, не судьба.

– А как к вам на работу попадают?

– По-разному. Кто сам пришел, кого знакомыепривели…

– Ну, чтобы сам, небось неправда, –протянула девушка, – всю жизнь мечтала в телевизоре работать.

Я вздохнула: в телевизоре можно работатьтолько тогда, когда снимаешь заднюю стенку аппарата и копаешься вовнутренностях этого прибора.

– Слушайте, – продолжалаСветочка, – а если подскажу, к кому обратиться, чтоб в нашем доме квартируснять, поможете мне, познакомите с нужными людьми?

Тут распахнулась дверь лифта, и ФедорСтепанович вывез коляску.

– Пойдемте, – шепнуладевушка, – тут недалеко есть одно место, посидим поговорим. – Оназавела меня в небольшое кафе и, лихо закурив «Мальборо», сообщила: – ФеликсМихайлович Самохвалов коттедж построил прямо на выезде из города. Из красногокирпича, с башенкой. Так он моей маме сказал, что квартиру сдавать хочет. Могувас к нему отвезти.

– Так у него, наверное, семья есть?

– Дочь Нина, взрослая уже.

– Вот видите, – прикинулась яразочарованной, – скорей всего захочет отдельно от родителей жить,квартира ей и достанется.

– Да нет, – отмахнуласьСвета, – Нинка в Москве учится, сюда не показывается.

– Совсем не приезжает?

– С лета не видела.

– Может, просто не замечаете.

– Дом углом стоит, из моей комнаты ееокно видно, так там даже занавески с августа ни разу не раздернули. К тому жемы в хороших отношениях. Нинка в июле на несколько дней прикатила и сразу комне, похвастаться новой машиной. Ну да и понятно, отец ей небось денег сколькохочешь дает, – откровенничала девица.

Я пообещала подумать над ее предложением ипоехала в Москву. На выезде из Птичьего притормозила и оглядела огромныйдвухэтажный дом из огнеупорного кирпича. Похоже, совсем готов, окна застеклены,и даже в саду заасфальтированы дорожки. Интересно, откуда у милейшего ФеликсаМихайловича такие средства? Хотя понятно откуда. В колонию попадают разныелюди, а жить по-человечески хочется везде. Насколько знаю, отправить лишнююпродуктовую передачу в Бутырской тюрьме стоит сто долларов. А в колониивозможностей больше – свидание продолжительностью три дня, отпуск домой,отправка на поселение, – и за все можно получить приличную мзду. Так чтоисточник финансового благополучия известен. Мне важно другое – Нина тут непоказывалась и Базиля не привозила.

Тучи слегка раздвинулись, небо немногопросветлело, зато крепко похолодало. Я включила печку на полную мощность ипонеслась по шоссе, стараясь крепче держаться за руль. Восемьдесят километров вчас – страшная скорость. Вожу уже пять лет и даже научилась парковать «Вольво»задом, но предпочитаю ездить не слишком быстро, редко спидометр показываетбольше шестидесяти. И никак не могу отвыкнуть от дурацкой привычки тянуть изовсех сил на себя руль во время торможения. Ехидный Аркадий советует при этомобязательно приговаривать «тпру, лошадка». Но я стараюсь не обращать вниманияна колкости, ну не все же рождаются с ключом от зажигания в руке.

После сонного Птичьего Москва показаласьособенно шумной. Естественно, при въезде на Волоколамку попала в огромнуюпробку и проскучала в толпе автомобилей, двигаясь вперед черепашьим шагом.Возле метро «Аэропорт» притормозила. Пойду пешком на ту сторону Ленинградскогопроспекта и посмотрю, может, Нина приехала?