— Помочь местным магам и не допустить той трагедии, которую ты собираешься устроить, — уточнил Безумец.

Поняв, что перед ним находится противник, который мало того, что решил ему противостоять и так нагло об этом заявил, так ещё и его сына в это вовлёк, Герион нахмурился сильнее прежнего и приготовился к атаке. Впрочем, быть инициатором боя с настолько странным магом ему абсолютно не хотелось.

— Отец, пожалуйста… — взмолился Феликс, прося отца выслушать этого человека.

— Прислушайся к сыну, Герион. Ведь вполне возможно ты поменяешь мнение о своём нанимателе.

Эти слова говорил Безумец, профессионально навивая интригу. Одна его хитрая ухмылка уже говорила Гериону о том, что этот незнакомец знает больше него. Понятное дело, ум истинного исследователя клюнул на такую приманку, и в глазах старшего Алексиуса загорелось желание узнать всё.

— С чего бы мне его менять? — говорил он достаточно сдержано, но глаза его горели любопытством и негодованием от незнания. Безумец даже усмехнулся: сам ведь такой.

— Ну, начнём с того, что ты подчиняешься венатори, потому что они обещали тебе найти спасение для твоего сына…

Услышав это, Феликс вмиг о многом догадался и как-то виновато глянул на отца. Ведь, оказывается, он пошёл на всё это безрассудство, связался с террористами лишь из-за него, лишь ради спасения того, кто уже и не искал спасения.

— Но неужели ты подпустишь к больному сыну того, из-за кого и начались Моры? — тем временем завершил Безумец свои довольно-таки каверзные слова.

Конечно же, услышанное заставило удивиться Алексиуса. Мужчина просто не мог понять, что могло стать подоплёкой к таким странным словам незнакомца, к таким непонятным и неожиданным обвинениям.

— Старший — это Сетий Амладарис. Древний тевинтерский магистр и по совместительству последний Верховный Жрец Думата.

Понятное дело, такое не могло приняться за истину сразу. Эти слова поначалу могли показаться сущим бредом сумасшедшего, шуткой от того, кто плохо умел шутить.

— Ты… ты уверен в этом? — даже Феликс поначалу засомневался.

— Абсолютно.

Однако для бреда слишком уж холодный тон был в голосе мужчины. Очевидно, он говорил как никогда серьёзно. Для мальчика это стало вполне себе доказательством. Ведь он поверил, что маг говорит от лица всей Инквизиции, а такая организация безумных предположений делать не будет. Но такая правда зарождала только ещё больше вопросов, на которые Безумец им отвечать не собирался.

Алексиус не знал всех этих фактов и псевдоучастия в Инквизиции незнакомца, поэтому уже должен был обвинить того в бесталанной клевете. Однако Герион упустил момент для ответа и погрузился в свои мысли. Да, по сей день со Старшим он лично не был знаком. Однако весьма вероятно, наглядевшись на красных храмовников и прочие манипуляции со скверной в лириуме, мужчина уже мог обвинить главного венатори в запретных для человека знаниях. А ныне слова Безумца лишь только усугубили все эти подозрения. «Невозможность» услышанного мужчину не особо-то отталкивала, ну, уж точно не после того, как он сам столько сил вложил в изучение и подчинение с помощью магии само время.

И теперь эта правда от странного мага его не удивляла, а пугала своей возможной истинной. Если он не соврал, если всё окажется истиной, то, значит, его просто обманули, значит, все его старания были напрасны? И венатори не выполнят свою часть уговора, не помогут его сыну?

Вероятно, это так.

Горе в глазах отца Феликс прекрасно заметил и, не желая, что бы он корил себя, подошёл к нему и бережно положил руку на его плечо. Это прикосновение оживило Алексиуса, заставило вспомнить о реальности и печально взглянуть на сына.

— Феликс, я только хотел… — хотел было оправдаться магистр, поняв, каким он теперь, наверное, террористом выглядит в глазах единственного сына.

— Всё хорошо, пап. Я давно уже смирился, — совсем ласково улыбнулся мальчик. — Прошу, давай просто вернёмся домой.

Казалось бы, вот-вот и весь конфликт завершится без кровопролития. Алексиус должен был понять, в какие дебри его привели все эти изначально светлые мотивы — спасти жизнь своему ребёнку, должен был смириться, должен был принять выбор сына и его просьбу. Ведь время у них ещё было. Вместо оплакивания незавидной судьбы и гонки за несуществующим лекарством, они могли потратить его с пользой, провести его вместе. Сыну хотелось ещё так много рассказать отцу. Отцу хотелось ещё так много удивительного показать сыну, просто порадовать.

Время дало им шанс…

Однако именно сейчас показалась обратная сторона упрямой тевинтерской натуры. Ведь Алексиус так и не смог смириться, принять неизбежность судьбы. И вместо выполнения просьбы сына, мужчина хищно глянул на незнакомого мага, который и стал причиной падения всех его стараний. Он постарался найти хоть что-то ради доказательства того, что этот маг нагло солгал, чтобы через сына добраться до самого магистра. Хоть Безумец продолжал держать спокойствие, ничем себя не выдавал, но Герион был уже в том состоянии, когда человек думает не своей головой, а самовнушением.

Этот незнакомый маг простым беженцем не был — это уж точно, однако хочет во что бы то ни стало сорвать планы тевинтерцев. Алексиус нашёл этому единственное объяснение — он из Инквизиции. Ведь только эта организация предъявляла права на магов, остальным на этих людей просто всё равно. И от этих мыслей мужчину посетило предчувствие. Откуда такому странному, однозначно, сильному магу с замашками на манеры тевинтерской аристократии взяться в Инквизиции? Магистр этот ответ искал на незнакомце, в очередной раз окинув того взглядом исследователя.

Впрочем, до сих пор все его мысли оставались лишь догадками. Он мог и отказаться от них в связи с отсутствием весомых доказательств. Ведь на лбу черноволосого мага не было написано, что он маг из Инквизиции, а как это доказать иным способом — непонятно. К сожалению, цепкий взгляд исследователя зацепился за странность, выведшую его прямо к правде.

После закрытия разрыва и стабилизации Завесы метка Безумца вновь стала неактивна. Именно поэтому мужчина не стал доставлять себе лишние неудобства и прятать руку под плащ. Это решение нельзя было назвать неосторожным или недальновидным, ведь даже сейчас не было причин для подозрений — метка никак себя не выдавала. Однако с момента закрытия последнего разрыва на руке мужчины появилось ещё кое-что. Тот самый повреждённый участок вен на тыльной стороне его ладони со временем так и не исчез, хотя чуть-чуть и померк от неактивности метки. И всё же эта линия была не такой уж и большой, если кто и замечал, то просто считал татуировкой или странной травмой.

Но именно это странное подобие магического ожога в