Сафоново

Негромко урча дизелем, самоходная зенитная установка «Вяз-2» двигалась вдоль по улице Сафонова, прикрываемая отделением пехоты. Экипаж внимательно осматривал местность: несмотря на то, что новые машины появились на фронте сравнительно недавно, они уже успели обогатить солдатский фольклор понятием «деревянный гроб», и во многом — благодаря башне. Официально она именовалась «полуоткрытой», или, если проще, — башня не имела крыши. И если на случай дождя или снега имелся хороший кусок брезента, то для защиты расчета от свинцового дождика были только узенькие козырьки, под которыми и кошке не спрятаться.

* * *

…Ефрейтор Отто Грубер, вжавшись в простенок, напряженно вслушивался в доносившиеся снаружи звуки боя. Вроде русские двигались чуть в стороне от его позиции, так что, может быть, удастся пересидеть день, а ночью уйти.

Нет, господи: ухо немца уловило негромкое урчание. Судя по звуку — новая американская зенитка, которая все чаще встречается в последнее время на Ост-фронте. Точно, она — русские машины грохочут двигателем и лязгают гусеницами, словно стремясь оповестить всех о своем приближении. Эта рычит тихо, можно сказать, добродушно, если забыть на минутку о паре 2,5-сантиметровых автоматов, способных в минуту выбросить сотни снарядов, уничтожающих все живое. Некстати вспомнилось, как такая же машина, прямо у него на глазах, разрубила пополам легкий немецкий броневик. Рокот все ближе, и Отто вытянул из-за пояса гранату и выдернул предохранитель.

Раз.

Шаг в сторону, удача — установка прямо под окном.

Два.

Граната, с почти догоревшим замедлителем, летит вниз.

Три.

Шагнуть назад, понимая, что уже не успеешь.

…Короткие очереди пистолетов-пулеметов ударили в появившуюся в окне фигуру, швырнув тело немца обратно в комнату, за мгновение до того, как брошенная граната разорвалась на высоте полуметра от башни «Вяза»…

— Машина почти не пострадала, а те, кто в башне…

— Вот что, девоньки, с самоходкой разберетесь?

— Да! То есть «Так точно»!

* * *

Следующая на дороге в сторону Смоленска деревня, Мушковичи, встретила нас ожесточенным, но каким-то бестолковым сопротивлением. Складывалось впечатление, что обороняющиеся просто не понимали, что два бездарно установленных пулемета и несколько десятков бьющих вразнобой винтовок не способны доставить нам серьезных проблем. Сопротивление не прекратилось даже после того, как выстрелами из танковых орудий были подавлены оба пулемета и разрушены несколько домов, откуда винтовки били особенно густо. Пришлось прочесывать деревню дом за домом, выкуривая стрелков по одному.

Пока мы приводили в порядок технику, я решил попробовать разобраться, что произошло. Очень уж странно выглядело поведение оборонявшихся. Загадка разрешилась, когда в штаб, подгоняя пинками, пригнали пару захваченных в деревне пленных. Один из них был совсем мальчишкой, белобрысый, хрупкого сложения парень лет восемнадцати-девятнадцати, с торчащей из воротника непривычного покроя буро-зеленого кителя шеей. Другой — плотный мужик, на вид около сорока, в мокром кителе похожего цвета и покроя, но явно лучшего качества, со знаками различия капитана полиции безопасности (СиПо) в петлицах. От него невыносимо разило отхожим местом.

Я опять окинул мальчишку взглядом, стараясь понять, зачем мне притащили щегла, затем перевел глаза на молоденького лейтенанта, командовавшего конвоирами.

— Он вроде по-русски что-то разумеет, — ответил на немой вопрос тот.

— Я. Учить! Русский. Гимназия!!! — запинаясь от ужаса и старания убедить этих страшных красноармейцев в своей полезности, залепетал пленный.

— Ну-у, тогда показывай, чему там тебя «учить», — протянул я. — Имя?

— Шлижюс, Чесловас Шлижюс, — немедленно выпалил тот.

— Звание?

— Солдат в 13-й батальон Литовской полиции безопасности, рота три. Приданы комендатуре Рудни для помощи в установлении порядка.

— Что-о? — протянул я. — А это что еще за батальон???

Из дальнейшего допроса — выяснилось, что речь идет о литовском добровольческом батальоне, одном из трех десятков[14]подобных подразделений, сформированных литовскими коллаборационистами и числившихся приданными по ведомству СиПо. Тринадцатый батальон был сформирован в Расейняй, из набранных в уезде добровольцев. Шлижюс был сыном зажиточного владельца лесопилки из Расейняй, который и отправил сына учиться в «Прогрессивную гимназию» в Шауляй. Советы национализировали лесопилку в 1940-м, оставив отца главным инженером при присланном откуда-то из Вильнюса коммунисте-директоре. Когда в 1941-м пришли немцы, местное отделение LAF[15]сочло паренька из пострадавшей при коммунистах семьи подходящим кандидатом для полицейского батальона и сделало ему «предложение, от которого невозможно отказаться». Грамотный, но хрупкого сложения выпускник гимназии быстро сделался писарем роты, состоящей в основном из люмпен-пролетариев Расейняй и Юбаркаса[16]…

— Ну, хорошо. — Я прервал многословные, хоть и на ломаном русском, объяснения Шлижюса и показал на второго: — А это кто?

— Наш рота командир, капитан Артурас Вилкат, — с готовностью выдал писарь, с явной неприязнью поглядывая на мордастого офицера, и вдруг как выплюнул тому в лицо: — С-с-собачья с-с-самка, убийца проклятый, еще «волком» себя называть!

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я словами пленного, — ты это о чем? А ну, держите того, чтоб не дергался!

Второй пленный при словах Шлижюса дернулся так, как будто хотел броситься на того, чтобы заставить замолчать. В ответ один из конвоиров, совершенно автоматически, сделал выпад из упражнения «коротким коли». На счастье Вилката, укороченный СКТ танкодесантника был без штыка, так что пленный просто свалился на пол, держась за откормленное брюхо, и получил несколько увесистых пинков, чтобы не суетился без приказа.