…Свинцовый ливень ударил по машине, наполняя пространство металлическим звоном. Даша неотрывно следила за ведущим «худым», одновременно пробуя рукоятки наведения «Вяза». Рывков не любишь? Хорошо, поняла. Плавным движением спарка стволов повернулась в сторону немца, и «Вяз», уже послушный воле девушки, загрохотал, выбрасывая тысячу снарядов в минуту. Ведущий «мессер» вспыхнул, потом — полыхнул взрывом, превращаясь в огненный шар. Второй, непостижимым маневром увернувшись от настигающих его очередей, уходил, густо дымя форсируемым мотором.

Ника

Я всегда пыталась понять, в чем различие между прошлым и будущим? Именно так — между ними и нами. То, что сразу бросается в глаза, — мы двигаемся по-другому. Не знаю, как это сказать, наверное, резче, по меньшей траектории, экономнее, что ли… Будто подсознательно просчитываем наиболее рациональный маршрут. И еще… мы двигаемся больше. Для начала я смотрела, как солдаты стреляют. Даже в три мишени, стоящие на расстоянии друг от друга и под углом, они пытаются поразить с одного места. Редкие умники делали пару шагов и все. Теряли время и скорость. А ведь была куча способов сделать это быстрее — перевороты, выстрелы снизу, кувырки… Последние мишени всегда ставились напротив — справа и слева. Все стреляли сначала в одну с правой руки, а потом, так же стоя, поворачивались — и с левой в другую. А раскрыть руки и сразу в две? Не додумались… Пришлось учить. И учиться самой. Потому что в теории это выглядело здорово, а вот на практике…

Я уже год на войне. Много? Мало? Год, который можно со спокойной совестью посчитать за десять в мирной жизни. Жалею ли я о том, что попала сюда? Не знаю. Не могу сказать. Я стала другой. И меня изменила не война, хотя она ломает психику дай боже… я сломалась тогда, когда поняла, что мне воевать нравится. Я испугалась себя. Если бы не Леха, я, может быть, вообще бы замкнулась, но он не позволил. Удержал на самом краю. Собой удержал. Тем, что понял, насколько мы разные, и позволил быть собой.

С момента его пленения моя крыша удерживалась на одном гвоздике. Ржавом и кривом. Казалось, что весь мир, все люди против меня. Одни задерживают, другие придираются, третьи просто ненавидят… будто чувствуют мою инаковость. Хотелось убивать. Нельзя… было. И будто спущенная пружина — разрешение на взлет! Кто сказал, что войти в клетку с девятерыми фрицами это Мэрисьюшно? А пошли они все! Радостное безумие захлестывает, рвется горлом, повисает кривой усмешкой… А вот и взрыв! Ну что ж, получайте — цыганочка с выходом!

Цыганочку пришлось плясать по полной программе. С притопами и прихлопами, вернее, с кувырками и полусальто. А иначе никак — замрешь на месте и считай — труп. Немцы, не привыкшие к обезьяньим скачкам, выполняемым женщиной в разорванной юбке, сначала офонарели, что было вполне ожидаемо, а потом уже было поздно. Надо отдать им должное — они все-таки стреляли. Сбивчиво, бесприцельно, но умерли с пистолетами в руках. Только один, последний, поднял руки. Так и сполз по стенке с поднятыми руками и дыркой между бровей.

Я присела на столе и еще раз обвела взглядом кабинет. Шальная мысль о коллекции фуражек Коха и Эрха в пику Букварю с его гудериановской мелькнула и тут же улетучилась. Из меня коллекционер никакой — не люблю я собирательство. Что за радость меряться, у кого трофей круче? Или толще.

Вытащила из-под пиджака веревку. Один конец к батарее, другой в открытое окно. Не дай боги, ребята не успели открыть такое же окно на первом этаже, — будет весело! Ладно, не думать о плохом! Но вот о чемоданчике, что около стола стоит, подумать стоит. Документы со стола — туда, комком. Теперь — ходу, срочно!

Секундой позже, оттолкнувшись от подоконника и отправляя свое тело в полет, я услышала как громыхнула дверь и в кабинет влетела охрана. Поздно, мальчики! Кто вам доктор, что вы целых тридцать секунд собирались?

Окно, на мое счастье, было уже открыто. Я покатилась по полу, гася скорость, и чуть не врезалась в СБ. Улыбнулась.

— Вперед! Время! — рявкнула уже на бегу, скорее по привычке, чем по необходимости.

По коридору направо, налево. Все зачищено идеально — ни одного живого фрица. Взрыв заставляет вжаться в стену и на несколько секунд потерять темп. Ничего, немцы потеряли не только темп. Док рванул трофейной взрывчаткой основную лестницу. Вынырнул из поднявшейся взрывом пыли Самурай. Перепачканный кровью, довольный. Улыбка до ушей. Махнул рукой — сюда! Еще одна дверь — и мы на улице. Прыгая в машину, я успела мельком глянуть на часы — вся операция с момента, как я встала из-за своей печатной машинки, заняла одну минуту сорок восемь секунд. Что ж, можно считать, что по времени мы уложились.

Саня

— Я этих баб научу, как стрелять!!! Я им покажу!!! Они мне сапоги чистить будут!! — орал забрызганный кровью и мозгами особист на бегу, направляясь к «Вязу» сестер. — Эй, кто там такой меткий? Вылазь!

— Что случилось, товарищ лейтенант госбезопасности? — из башни показалась Даша.

— Девки! Молодцы!!! Командир сказал — много жизней спасли!!! — гэбэшник хотел было полезть на броню, но словно зачарованный остановился и стал разглядывать множество новых отметин. — Живые? Все хорошо?

— Да, товарищ лейтенант госбезопасности, все нормально.

— Ну, и хорошо… Только вы уж постарайтесь командирский танк не пачкать… Что ты так на меня смотришь? «Мессер» в воздухе развалился. А голова пилота нам на моторный отсек упала. Чуть не зашибла! Но забрызгала качественно! — стряхнул он мелкий серый комочек с кончика сапога.

Ровно

Килл методично отстреливал суетящихся около задней стены Ровенской комендатуры немцев. Предпочтение отдавалось тем, кто пытался бежать к машинам, погоня за командиром была последним, что мог бы допустить снайпер. Если ни к машинам, ни к дверям никто не бежал, а в очередной обойме оставались патроны — жертвами становились колеса и радиаторы припаркованных во дворе автомобилей. Не отвлекаясь от своей работы, Килл краем уха отслеживал огневую работу «коллеги» — бывшего охотника-промысловика с позывным Батя. Тот азартно работал дуплетами по любому движению в окнах, за исключением тех окон, где могли (и должны были) появиться свои. «Конечно, — подумал стоящий на балке стрелок, — 20 патронов в магазине, можно и двоить. А оно и правильно, первая пуля — стекло разрушить, вторая — на поражение. А мне опять обойму менять!»

На третьей минуте «сабантуя» Килл смог пронаблюдать эффектный полет своего командира — из окошка в окошко. Причем нижнее открылось, когда Ника уже перешагнула подоконник верхнего. «Еще сшибет там, внизу, кого-то. И скажет, что сам виноват», — подумал боец.

Вот группа из четырех человек выскочила к единственной не пострадавшей машине. Не успел Килл всерьез обеспокоиться судьбой последнего штурмовика, как появился и пятый, он же — Седьмой, с трофейным МГ. Выпустив в коридор прощальную очередь, явно не прицельную, а для вселения в головы уцелевших в здании врагов нужного настроения, пулеметчик запрыгнул в машину. К тому моменту, когда раскрылись три зеленых огонька сигнальной ракеты, легковушка с фашистскими флажками на капоте уже набрала приличную по местным меркам скорость. «Пора и нам уходить», — Килл забросил винтовку за спину и скользнул вниз по заранее привязанной к соседней балке веревке.