Не то чтобы Алексей считал свою душу эталоном для всех человечьих душ – нет, разумеется, нет! Он, к примеру, никак не сумел бы обнаружить в себе даже бледной тени того позыва, который заставляет некоторых ублюдков мучить и убивать… И все же поведение Натальи его насторожило. Возможно, тут что-то другое… Или нет? Может, она просто законченная блядь? И Кису этого постичь не дано? Но ведь даже проститутки не любят, когда их насилуют!

Отложив эту загадку на потом, он приступил к беседе с Натальей Константиновной с особой внимательностью, втайне порадовавшись своему случайному выбору, павшему именно на эту свидетельницу: слишком она примитивна и самодовольна, чтобы заметить подвох в его вопросах.

Оказалось, что, как Кис и предположил, от веревок было освободиться не так уж и трудно – после минут пятнадцати кручения-верчения кистями веревки ослабли и сами соскользнули с рук.

– Почему, как вы думаете? – простодушно спросил Кис.

– Ну, это ж ясно! – удивилась Наталья Константиновна недоумию детектива. – Они же насиловать пришли, а не мучить! Если бы падчерица не явилась, я бы что, по-вашему, сутки должна была лежать связанная? Ни пописать, ни попить? А так они чуток связали, чтобы я милицию не смогла вызвать, пока они не уйдут, и все – дальше им уже никакой нужды не было…

– Они вам это сами объяснили? – еще простодушней удивился Кис.

– Нет, ну вы странный какой-то! Ничего они не объясняли! Это ж понятно и так!

– То есть вы убеждены, что бандиты позаботились о том, чтобы вы могли попить и, извините, пописать?

– Ну они ж тоже люди! Дело сделали, поигрались и пошли себе! Что ж дальше-то над женщиной издеваться?

Право, забавная дамочка! Она это называет «поигрались»! Интересно…

– А супруг ваш от этого зрелища умер, – неожиданно сменил тон Кис. – И до инфаркта его довели эти, как вы выразились, игрушки. И ваши редкостной доброты и заботливости бандиты видели, что человек умирает, но не остановились, врача не вызвали, – жестко прокомментировал он.

– Ну… – Наталья Константиновна растерялась. – Ну-у… – снова завела она, – это ж мужчина, другое дело. Им, может, мужчин не жалко. Они даже говорили, что вот, мол, нехорошо старому мужу с молодой женой…

Даже самой легкой тени не набежало на ее лицо при упоминании о смерти мужа. Положительно, она еще и дура: ума не хватает хотя бы сыграть некое подобие скорби… Оставалось только удивляться, как это ухитряются вроде бы приличные мужики вляпываться в отношения с такими особями, как Наталья Константиновна…

– Ага, вот оно что… – Кис, разумеется, спорить не стал. – Я вот никак не соображу, – вернулся он к простодушному тону, – всем мужьям заклеивали рты куском скотча. А женам – нет. Почему? Может, вы догадались?

– Конечно, – снисходительно ответила Наталья Константиновна. – Для минета оставили свободным.

Алексею показалось, что на его щеках проступила краска. Однако лицо его собеседницы оставалось безмятежным.

– А кричать, на помощь позвать вы не пробовали? Не все же рот был занят…

– Ну как же, я звала! Только никто не пришел.

Что верно, то верно: никто из соседей криков не слышал…

– Бандиты, насколько мне известно, ограбили вас. Взяли ценные вещи и деньги.

– Ужас просто! – затараторила Наталья. – Взяли кольцо с рубином, с брильянтом…

– На общую сумму в двадцать тысяч долларов, я в курсе, – поморщился Кис. – А вы мне вот что скажите: вещи и деньги, которые они взяли, лежали на своих обычных местах?

– Ну да!

– Они их быстро нашли. Вы что, не имеете привычки прятать ценности?

– Ну… Кто же мог подумать! У нас квартира на сигнализации! Если бы они меня не втолкнули, когда я открывала дверь, то не смогли нас ограбить!

– Где именно находились деньги?

Наталья Константиновна задумалась. И думала довольно долго.

– В ящике серванта, – наконец промолвила она.

Ага, интересно. А в деле записано – в ящике письменного стола.

– А драгоценности?

– В шкатулке. А шкатулка стояла на тумбочке в спальне.

– Она и сейчас там стоит? Можно посмотреть?

– Зачем? – нахмурилась Наталья. – Она… Сейчас ее там нет. Я ее на ключ заперла, в тумбочке.

– Так где же ее обычное место?

– Ну, раньше я ее на тумбочке держала… А теперь, после этого, запирать стала.

– Бандиты не все вынесли, верно?

– Я не понимаю, почему вы… С какой стати вы интересуетесь?

– Пытаюсь понять. Я бы на месте бандитов взял шкатулку и высыпал все ее содержимое себе в карман, к примеру. А не стал бы разбирать, что взять, а что оставить. А эти добряки, насколько я понимаю, вас пожалели и с вами по-братски поделились!

– С чего вы взяли?!

– С того, что вы закрыли шкатулку на ключ. Значит, есть что хранить.

– На что вы намекаете?!

– Ни на что, господь с вами. Просто радуюсь, что вам такие славные бандюги попались. Вряд ли ваш супруг согласился бы с этим определением, да супруга-то уже нет. Так что его мнение нам узнать не удастся, – позволил себе издевку Кис и быстро распрощался, оставив Наталью Константиновну в полном недоумении.

Ну и отлично, пусть недоумевает. Не заметила, как прокололась! Не могла точно сказать, где лежали деньги, – скорее всего, потому, что солгала в первый раз, а теперь не помнит, как именно. И с драгоценностями он удачно провел свой пас – наверняка они не все забрали, как она заявила в милиции.

Кис был страшно доволен. Рассказ «потерпевшей» ему весьма понравился. Он так мысленно и поставил слово «потерпевшая» в кавычки. И эти кавычки его сильно заинтриговали.

Теперь для полноты картины ему требовалось поговорить с Верой Лучниковой – единственной, кого бандиты не связали.

Он прибыл на Сокол около восьми вечера, разумно предполагая, что человек днем на работе и вечером его застать легче.

Расчет оказался верен, и Вера, рассмотрев его удостоверение, пропустила Алексея в гостиную.

Она была в бархатном, вишневого цвета халате, наброшенном поверх брючек и свитерка, – мерзла.

Красивая женщина, отметил про себя Кис. Благородные и строгие черты; русые волосы, небрежно подобранные на макушке, открывают грациозную шею, по которой струятся две выбившиеся пряди; серые глаза лучатся умом и едва заметной мягкой иронией… Полная противоположность Наталье Константиновне с ее яркой, но дешевой панельной внешностью.

В то же время Вера Лучникова показалась ему бледной, изможденной, вяловатой – словно замороженной. Кис отнесся к этому сочувственно: видать, последствия перенесенного шока.