На вопросы Вера отвечала вежливо, но неохотно и скупо. Детективу приходилось переспрашивать и уточнять.

– Я прошу вас понять, Вера Игоревна, насколько важна каждая деталь, даже самая малюсенькая, – терпеливо пояснял Кис. – Каждое слово, жест, интонация – все очень важно!

– Знаете, я была в таком состоянии, что… – Вера посмотрела на него каким-то отстраненным, нездешним взглядом: должно быть тамошним, в воспоминаниях… – Все смазалось в памяти.

– Я понимаю, понимаю! – горячо заверил ее Кис. – Но все же… А чаю нельзя у вас попросить? – вдруг улыбнулся он.

Не то чтобы он так уж хотел чаю, хоть оно и было бы весьма кстати, просто Кис надеялся за чаепитием создать более непринужденную обстановку, растормошить, растопить немножко эту заснеженную женщину.

– Разумеется.

Вера, зябко кутаясь в халат, пошла на кухню. Алексей проследовал за ней и некоторое время молча следил за тем, как Вера ополаскивает кипятком заварочный чайник из синего фарфора.

– Давайте попробуем сделать так: я буду задавать наводящие вопросы, – наконец произнес он. – Может, они помогут вам вспомнить что-то важное… Хорошо?

Вера ответила легкой улыбкой: что-то было в этом детективе располагающее. Глаза светло-карие, чуть зеленоватые, умные, спокойные; во взгляде есть глубина, перспектива, в которой угадывается прочувствованная и осмысленная жизнь; хороший мужской подбородок, говорящий о наличии характера, но без излишней жесткости; буйная шевелюра намекает на темперамент, а жестокая стрижка – попытка обуздать непослушную растительность; голос приятного тембра, интонация не фальшивая, искренняя. Он несуетен; пожалуй, немного стеснен, но не зажат, для Веры черта важная: она не доверяла людям, не умеющим справиться со своими комплексами. Комплексы – это ядовитая радиоактивная грязь, покрывающая и разлагающая любые хорошие качества в людях…

Короче, детектив Алексей Кисанов был оценен скорее положительно, Вера в его присутствии чувствовала себя непринужденно и сочла, что его можно удостоить откровенной беседы. Он не станет ухмыляться за спиной, вспоминая доверенные ему пикантные подробности, он деликатно сотрет их из своей памяти, уважая чужую душу и чужую беду…

– Вы, наверное, знаете, что всего таких изнасилований было пять? И во всех остальных случаях пострадавшими были жены. Законные супруги, я имею в виду, – смущаясь, уточнил Кис. – Только вы не имели этого, так сказать, статуса. А теперь подумайте: по-вашему, преступники приняли вас за жену? Или они знали, что вы на тот момент не являлись женой… – путался в словах Кис.

Вера помогла ему:

– Что я была любовницей?

– Да, – обрадовался поддержке Алексей.

– Между прочим, зря вы стесняетесь этого слова, – заметила Вера, наливая кипяток в синий чайник. – Оно красивое, от слова «любовь». Любовница – это та, которую любят. А жена – это что-то непонятное. На старинном русском – просто женщина. И не факт, что любимая.

– Верно, – удивился Кис, – никогда об этом не задумывался. Но вы совершенно правы… В общем, как вам кажется, бандиты знали, что вы не жена?

– Нет. Толя назвал меня женой при них, и никто никак не отреагировал. – Вера прикрыла чайник «бабой» и вернулась в гостиную. Кис не отставал. – Кроме того, они, уходя, назвали меня «хозяйкой».

– «Хозяйкой»? Это в каком же контексте? Так водопроводчики говорят, получая свою десятку!

– Я тогда тоже удивилась… Но мне было не до того. А вот сейчас припоминаю: они сказали очень странную фразу… Что-то по поводу сбербанка… Погодите…

Вера отвернулась к окну, и Кис на некоторое время получил возможность полюбоваться ее строгим профилем.

– Вот как они сказали: «Все, хозяйка, как в сбербанке. Бывай!» Это было тогда, когда они набили свои пакеты ценностями. Словно они их не выносили, а, напротив, принимали в банк на хранение… Или что-то в этом роде… Я так и не поняла.

Кис вскочил и забегал по гостиной.

– Извините, – пробормотал он, проносясь мимо Веры, – когда думаю, люблю ходить…

Вера усмехнулась и отправилась на кухню разливать по чашкам чай.

Когда она принесла дымящиеся чашки и тарелку с каким-то экзотическим печеньем, Кис уже сидел, помахивая нетерпеливо ногой, закинутой на другую ногу.

– Это чрезвычайно интересная деталь, – проговорил он возбужденно. – Чрезвычайно! А еще что-нибудь, Вера Игоревна, не вспомните? Подумайте, прошу вас! Что-нибудь такое, что могло вас удивить, показаться странным… А?

Вера снова легонько улыбнулась и придвинула детективу чашку:

– Прошу вас.

Кис послушно затренькал ложечкой, размешивая сахар, с нетерпением поглядывая на Веру.

Она думала. Опустив глаза в чашку, она тоже кружила ложкой янтарную жидкость, хотя сахару там было всего пол-ложечки и он давно уже растворился…

– Вспомнила, – Вера подняла глаза от чашки. – Вот еще что: когда Толе стало плохо, я закричала. Мне уже было все равно, что у них пистолет, я уже не могла думать ни о чем, кроме Толи…

– Простите, Вера, я хотел бы уточнить: вы кричали громко?

– Изо всех сил.

– А до этого почему не кричали? Не пытались позвать на помощь?

– Из-за Толи. Чтобы не сделать ему еще хуже.

– Я понимаю… Но продолжайте, я вас перебил.

– Я закричала и где-то подсознательно ждала удара, если не выстрела. И знаете, как они отреагировали? Они меня спросили: «Что, так больно?» И вдруг разом меня отпустили. Честно говоря, я никогда не слышала, чтобы бандиты страдали повышенной чувствительностью к чужой боли…

– Так-так-так, – пропел Кис довольно. – Добренькие бандиты. Это очень, очень любопытно…

– Вот еще что удивительно: они пользовались презервативами. То ли брезгливы, то ли…

– Ну, это скорее всего для того, чтобы не оставить генетических следов.

– А-а, об этом я не подумала… И все же они вели себя относительно, если можно так выразиться, деликатно: перед тем, как меня изнасиловать, они пытались меня… – Вера слегка запнулась, но быстро взяла себя в руки, – меня возбудить. Мне это тоже показалось странным – разве насильникам не все равно, что чувствует их жертва?

– Невероятно, – произнес Кис. – Есть у меня одна престранная мыслишка… Но скажите мне вот что: во всех остальных случаях, кроме вашего, шайка оставляла женщин связанными, хоть и не очень сильно – практически всем удавалось освободиться от веревок самостоятельно. И заметьте – веревок! Связывали не скотчем, от которого невозможно избавиться без посторонней помощи, а веревками! И рты женщинам не заклеивали. Вы следите за моей мыслью?

– Не очень, честно говоря, – призналась Вера.

Она немножко разрумянилась от горячего чая, глаза оживились и заблестели, и она стала необыкновенно хороша. Кис посоветовал бы ей почаще пить чай… И иметь приятных собеседников, конечно.