– Ой, брось, ответственна… Перед кем? Перед своими мифическими братьями по камланию? Блажь все это…

– Для тебя блажь, а для нее – жизнь. Вспомни, как она болела, когда тебя лечила! Лежала несколько дней пластом. Ни один врач не сделал бы ничего подобного. Так что, Тимофей, прекращай на нее дуться, лучше спасибо скажи.

Но Тим, понимая в душе, что Марина права, никак не мог успокоиться из-за гибели Троеглазова и старался даже не смотреть в сторону Шубуун. Он все еще надеялся, что можно вызвать помощь, но Марина понимала, что в условиях высокогорья никто не сможет помочь.

Происшествие в горах не лучшим образом отразилось на Шубуун. Танцы под луной, громкое, если не истошное, исполнение заклинаний и страшный завал ритуальной пирамиды подкосили ее здоровье. Какой бы великой шаманкой она ни была, в первую очередь она оставалась немолодой женщиной, для которой тяжелые физические нагрузки не могли пройти бесследно.

Но Шубуун, казалось, не замечала обиды Тимофея. Она молча шла впереди всей делегации, четко следуя взятому курсу.

У Марины болела голова. Скорее всего, сказалось усердие шаманки, то и дело подбрасывающей в костер удушливый порошок, парализующий не только двигательную функцию, но и способность быстро соображать. Наступивший «отходняк» сопровождался адской болью в висках и состоянием подавленности. Ей было очень жаль Троеглазова, оставшегося один на один со своей большой мечтой, которая обернулась большой бедой. Так жаль, что хотелось плакать и немедленно бежать за подмогой, хотя помочь уже было невозможно…

Пробираясь сквозь густые заросли колючего кустарника, так и норовившего оцарапать Марине лицо, она почувствовала острый прилив тоски по Гюнтеру. Словно прозрев после страшного завала, она поняла, как скверно поступила, удрав из Питера с малознакомым человеком и ничего не сказав об этом любимому мужчине. А ведь Гюнтер один из самых близких ее сподвижников. Он не смеялся над ее идеей поиска Сигоры, хотя и находил ее версию ненаучной, подсказывал, расшифровывая довольно путаные рассказы Карынпачи, даже с географией местонахождения Сигоры именно Гюнтер помог разобраться. А она… Удрала, как девочка-тинейджер от надоевшего одноклассника.

«Первое, что сделаю, когда вырвусь из этой передряги, – мечтала Марина, – позвоню Гуне, извинюсь и поеду к нему в Хельсинки».

Гунея… Этим забавным деревенским именем она называла Гюнтера Зоммера, которому очень нравилось это нелепое, но какое-то домашнее прозвище.

Когда до прибежища Шубуун остались считанные метры, Марина вдруг вспомнила про Воителя. А где, собственно, виновник всех бед – маленький золотой айяндакский медальон? Остался вместе с Троеглазовым в чреве Сигоры или Шубуун оставила его себе, когда как ключом отмыкала им коварный запор в пещеру? Ведь он остается единственным подтверждением того, что загадочная мифическая цивилизация существовала и спустя сотни лет прислала весточку из глубины веков.

Она догнала Шубуун и тронула ее за плечо. Шаманка, не повернув к ней головы, тихо сказала:

– Нельзя взять то, что тебе не принадлежит.

Ее бросило в холодный пот от осознания того, что Шубуун все-таки умеет читать чужие мысли. Больше Марина не пыталась выяснить судьбу Воителя.

…Пришли на место уже под вечер. Проспавшая на богатырских плечах Тимофея всю обратную дорогу Юлька не проснулась даже и тогда, когда ее положили на мягкую лежанку под навесом. «Девочка в глубоком трансе, – решила Марина, глядя на осунувшееся личико ребенка, – только бы с ней ничего не случилось. Бедный ребенок, надо поскорее отправить ее к родителям… Как проснется и сможет идти самостоятельно, двинемся в деревню. Там все-таки бывалые люди живут, придумаем, что с девочкой делать. Я ведь, балда, у Троеглазова даже не узнала, откуда он ее привез».

Она придвинула к лежанке еще одну скамейку, накрыла девочку рогожкой, и сама, свернувшись калачиком, легла рядом с ней, мгновенно провалившись в сон. Разгружавший рюкзак Тимофей глазам не поверил, когда, обернувшись, увидел уже спящих Марину и Юльку.

Он прилег на соседнюю лежанку, и, почувствовав запах ароматного сена, мгновенно уснул.

Не спала только Шубуун. Она развела в юрте огонь, набросав в очаг сухие пучки разных трав, открыла старинный кованый сундук, непонятно каким образом оказавшийся в такой глуши, и стала раскладывать его содержимое. В основном в сундуке хранились ритуальные наряды – длинные расшитые рубахи с колокольчиками, пояса, вышитые бисером, меховые головные уборы и много других вещей, при виде которых любой собиратель древностей пришел бы в дикий восторг. Но в руках Шубуун эти предметы имели прикладное значение и жили своей жизнью…

Тимофей проснулся в холодном поту. Ему приснился Троеглазов, он видел и слышал его так явственно, как будто наяву. Владлен Алексеевич был в пыли, в изодранной футболке и неизменном жилете с бесчисленным количеством карманов, который во время последнего своего путешествия почти не снимал. Он нагнулся над спящим помощником и тихо сказал: «Ты не убивайся так из-за меня, я ведь сам виноват. Побежал, забыв обо всем на свете. И старуху не вини, она специально тебя задержала, вход в Сигору дозволен только одному… У Маринки, видал, как ноги-то подкосились? Дымом надышалась наркотическим, поэтому и идти не смогла. Откуда только у старухи такая травка берется?»

Потом он сел рядышком, близко-близко к нему, закурил и продолжил: «Тимофей, ты не думай, что я умер. Я живой. Мы еще с тобой встретимся…»

Бедняге показалось, что он даже почувствовал в воздухе запах любимых сигарет Троеглазова.

Тимофей долго лежал, боясь пошевелиться и открыть глаза. Потом принюхался и понял, что пахнет не табаком, а опять какими-то шаманскими травами. Он резко поднялся с лежанки и выглянул на улицу.

Утро уже было в самом разгаре, значит, они проспали всю ночь. Над юртой шаманки вился дымок. Тим решил, что пора будить Марину. Она лежала одна, девочки рядом не было. У Тимофея все внутри похолодело. Он что было силы стал трясти сонную Марину за плечо. Она подскочила, и первое, что увидела перед собой, – ошалевшие глаза Тимофея.

– Что? Что случилось?

– Юлька исчезла.

Марина оглянулась и увидела, что на месте, где рядом с нею лежала девочка, никого нет.

– А где Шубуун? – придя в чувство, спросила она.

Тим только пожал плечами и бросился к юрте. Марина последовала за ним.

В «святая святых» шаманки Шубуун царил первозданный хаос. Вещи валялись на полу в полном беспорядке, все было перевернуто, включая многочисленные берестяные туеса, в которых хранились травы и снадобья. В очаге еще тлели поленья, дым от них распространялся на всю юрту и через узкое отверстие в самом верху шатра уходил в небо.

Шаманки нигде не было видно, зато на ее топчане, покрытом мягкими маральими шкурами, безмятежно спала Юлька. Только выглядела