Сейчас же история творилась на моих глазах. Не знаю, потому ли, что, долгое время прислуживая императору Канси, я успела привязаться к нему, или же оттого, что я почувствовала его отцовскую любовь к Иньжэну, такую сильную, что она была видна даже сейчас, когда душа Его Величества была раздираема гневом и горем, – слезы императора глубоко потрясли меня. Возможно, как император он не всегда поступал правильно, но как отец точно не заслуживал порицания.

Прошло уже много дней с тех пор, как мы вернулись в столицу, а во дворце, равно как и за его пределами, по-прежнему было неспокойно, будто в его залах что-то зрело, не решаясь пока показаться на свет. Высокопоставленные сановники то и дело являлись на аудиенцию, подавая кто лицемерные, кто искренние прошения с просьбой отменить императорский указ. Читая докладные записки, император Канси хранил молчание, и никто не знал, о чем он в этот момент думал.

Хотя мне был неведом ход его мыслей, я все же могла с уверенностью сказать, что в конце концов Его Величество вернет наследному принцу его титул, поэтому смотрела на всех этих несчастных сановников с чувством собственного превосходства. Можно сказать, что среди всех, кто находился возле императора, прислуживая ему, только мы с Ли Дэцюанем оставались спокойны, остальные же не скрывали своей растерянности, не зная, за кем следовать, к лагерю которого из принцев им тайком примкнуть, с кем водить дружбу, а кого поносить.

Я была спокойна потому, что мне было точно известно, что случится в будущем; Ли Дэцюаня же я могла лишь с безграничным восхищением называть тысячелетним старым лисом, который уже давным-давно понял жизнь. Порой мы с ним обменивались выразительными взглядами, и тогда мне казалось, что он восхищается мной. Он же не знал, что я человек из иного мира.

Пока сердца людей снедала тревога, наступил одиннадцатый месяц.

Однажды, когда я находилась в боковом зале, ведя учет сортов чая, пришел Ван Си и, преклонив колено, сообщил:

– Сестрица, пришел третий принц.

Промычав что-то в ответ, я встала с деревянного чурбана, заменявшего мне стул, и велела Юньсян заварить чай.

Держа в руках поднос, я тихо вошла в зал и, поставив чашку на стол перед третьим принцем, удалилась. Уходя, я услышала, как третий принц говорит:

– Ваш сын хочет сообщить отцу нечто важное, касающееся второго брата.

Я сразу поняла, зачем он пришел. Он собирался донести Его Величеству на первого принца, якобы ужасное поведение принца Иньжэна связано с тем, что он одержим злым духом, которого по приказу старшего из принцев, Иньчжи, вызвал с помощью колдовства ге-лонг Бахань.

Я мысленно задалась вопросом: и почему я всегда вспоминаю о том, что должно случиться, когда это уже произошло? Впрочем, особенного выбора не было. Я лишь знала, что нечто подобное имело место, но когда именно произошло данное событие и при каких обстоятельствах – мне не было известно точно.

Я отправилась обратно в боковой зал, думая о том, что теперь остается лишь ждать возвращения наследному принцу его титула. Внезапно я вспомнила о восьмом господине и остальных, испытав при этом некоторое беспокойство. Я ни разу не видела их с тех пор, как вернулась из путешествия за Великую стену. Что же они успели предпринять за это время, вступив в борьбу за престол? Вертя эту мысль в голове и так и этак, в итоге я лишь со вздохом подумала: как бы то ни было, их жизням ничего не угрожает. Их беды начнутся уже после вступления четвертого принца на престол.

Сразу после ухода третьего принца император Канси послал людей обыскать жилище Иньжэна. И действительно, там обнаружились некоторые предметы, использующиеся в колдовских ритуалах. Император был вне себя от гнева. Тут же был издан указ, согласно которому Иньчжи лишался титула и отправлялся под домашний арест за высокими стенами собственного поместья, вокруг которого была выставлена стража. На положении наследного принца, однако, это никак не отразилось – он по-прежнему находился в заточении в одном из боковых зданий Конюшенного управления, несмотря на то что на стол императора беспрерывным потоком хлынули докладные записки с просьбами вернуть наследному принцу титул.

Последние несколько дней все мои мысли были заняты первым принцем Иньчжи. Помню, когда я в прошлой жизни прочитала об этой истории с первым принцем, то усомнилась в том, что все это действительно было делом рук Иньчжи. Неужели он и правда мог использовать такой дурацкий способ, чтобы заполучить трон? Ответа на этот вопрос я не знала и теперь.

По-моему, винить насланное старшим принцем проклятие в неподобающем поведении наследника престола было глупо. Иньжэн был выбит из колеи еще тем неудавшимся заговором Сонготу, и не было ничего удивительного в том, что его поведение становилось все хуже. Впрочем, все уже случилось как случилось, и император Канси поверил россказням о колдовстве – по крайней мере, выглядело все именно так. Похоже, его вера была лишь очередной формой эмоционального компромисса: с одной стороны, он смог снять вину с Иньжэна, с другой – наказать старшего сына, действительно замыслившего против наследного принца недоброе. Однако не стоит забывать, что люди прошлого действительно верили в колдовство, так что ничего нельзя было сказать наверняка.

Затем я вспомнила о том, что первый принц останется под стражей до дня собственной смерти, которая случится на двенадцатый год правления императора Юнчжэна, – целых двадцать шесть лет! Вот уже и первый из принцев оказался в заточении. За ним последует наследный принц, затем тринадцатый, потом настанет черед восьмого, девятого, десятого, четырнадцатого…

Остановись, резко прикрикнула я на себя, прекрати думать об этом, прекрати немедленно!

Однажды, прочитав очередную докладную записку, император Канси глубоко задумался, а затем сказал Ли Дэцюаню:

– Пусть Ли Гуанди явится ко двору.

Я уже не в первый раз видела этого высокопоставленного сановника эпохи Канси, заслуженного государственного деятеля, участвовавшего в завоевании Тайваня. Его Величество уже виделся с ним прежде с глазу на глаз. Какое же дело заставило императора вызвать его в такое сложное время? Однако сегодня не я должна была прислуживать во дворце, поэтому у меня не было возможности ничего узнать.

Вечером, когда мы с Юйтань после ужина пили чай, я снова задумалась о том, зачем Его Величеству понадобился Ли Гуанди. Юйтань сегодня была на службе, я могла бы спросить у нее, но, во-первых, всем, кто нес службу во внутренних покоях, строго-настрого запрещалось передавать кому-либо, о чем велись приватные беседы между императором и его подданными, и мне не стоило ставить Юйтань в неловкое положение; а во-вторых, мне хотя и было любопытно, но все же не настолько, поэтому я просто предавалась бесполезным размышлениям сама с собой.