Марина вызвала Лену и попросила отнести бумаги Ольге Слуцкой. Приглашать Ольгу к себе ей не хотелось, Марина хотела побыть одна и надеялась, что без помех сумеет разобраться в сложившейся ситуации.

Больше всего Марине мешала ее собственная неуверенность в том, что «Эндшпиль» и впрямь решил захватить ее журнал. Едва она начинала думать о мерах, какие следовало бы предпринять, как тут же останавливала себя – этого не может быть! Такое может произойти с кем угодно, только не с ней… Она с трудом гасила в себе этот неуместный оптимизм, это желание и дальше жить по накатанной отработанной схеме, которая предполагает, что все идет к лучшему в этом лучшем из миров. Память услужливо приводила другие примеры. И мир – не так уж хорош, и люди в нем – разные, и интересы их сталкиваются, разрушая и калеча судьбы тех, кто был неосторожен, не умел реально оценить ситуацию и хоть немного заглянуть в будущее.

Вот Павел Ершов, безусловно, был талантливым человеком. Чем они соблазнили его? Возможностью иметь Дом моды, носящий его имя, щедрым финансированием – на первых порах, дорогой иномаркой, популярностью, славой? Он им поверил – как не поверить… И только некоторое время спустя, когда бренд Ершова был оформлен, приобрел известность, они запустили поток фальшивок. Сам дизайнер обязан был выпускать как минимум две коллекции в год, показы должны были быть ажиотажно популярными – над этим уже работали опытные пиар-менеджеры. А то, что под маркой Ершова продавалось в его Доме моды, к раскрученным ершовским коллекциям не имело ни малейшего отношения. А ведь на платьях, костюмах, блузках, брюках и красовались лейблы Ершова – чрезвычайно элегантные, кстати говоря, и имевшие – как это не смешно! – несколько степеней защиты от подделок. Готовые вещи покупали в Италии, на дешевых распродажах – две атласные блузки по цене бутерброда. Долго скрывать это было невозможно, пошли слухи, да и Павел, очевидно, понял, в какую историю он попал… Но было уже поздно!

И где теперь этот Дом моды? Кто вспомнит о художнике, чье имя бессовестно использовали для получения сверхприбылей – о чем он, безусловно, знал, просто не мог не знать – и которого убили, когда он отказался участвовать в обмане… А ведь он уже не мешал никому – манекенщик, по совместительству – дворник, лишившийся всего, что принесла ему недолгая слава…

Марина размышляла о его короткой и странной жизни, о нелепой судьбе, отмеченной и большим успехом, и катастрофическими потерями, и ей становилось страшно и беспокойно за свою жизнь и свою судьбу. Потому что те самые люди, на которых Ершов работал и которые безжалостно расправились с ним, теперь заинтересовались ее журналом. Говоров и Костин, холдинг «Эндшпиль»…

Марина чувствовала себя безоружной. Ей надо было готовиться к сопротивлению, но если было ясно, кому сопротивляться – «Эндшпилю», разумеется, то при полном отсутствии каких-либо действий с их стороны – дружественных или враждебных – не было никакого смысла выстраивать оборону. От чего обороняться? От слухов?

Впрочем, сообразила Марина, слухи – и есть тот единственный факт, с которым что-то нужно делать. Только вот что?

Марина хотела тут же позвонить Магринову и посоветоваться с ним. Как-никак он следователь, ему виднее, что следует делать в подобных случаях. Но Марина остановила себя, ей не хотелось быть назойливой, да и повод для звонка казался ничтожным – слухи есть слухи, ничего конкретного. Лучше уж позвонить Рябинкину – нет ли у него новой информации об «Эндшпиле». Однако и этот звонок Марина посчитала излишним. Было бы что сказать, сам бы позвонил…

Единственный способ узнать, что происходит, – пойти на какое-нибудь публичное мероприятие, самой пообщаться с теми, кто входит в широкий круг поклонников и служителей моды. Марина и так пропустила несколько важных встреч из-за того, что была слишком занята сдачей номера. Даже с Игорем никуда не ходила… Кстати, они так и не поговорили с ним о сегодняшних планах на вечер из-за неуместного выяснения отношений.

Марина позвонила мужу. Но трубку он не взял, и она запоздало сообразила – Игорь на переговорах. В таких случаях телефон отключают, ничего удивительного.

Она перелистала ежедневник, просмотрела пригласительные билеты, которые принесла ей Лена вместе с газетами. Светская жизнь в Москве была, как всегда, интенсивной. Можно было за вечер побывать на нескольких презентациях, фуршетах, коктейлях, а то и просто посидеть в каком-нибудь клубе для своих, куда не пускают людей с улицы. Главным редакторам модных журналов там всегда были рады – не только потому, что они были в определенной степени публичными людьми и их знали в лицо, но и потому, что всегда можно было рассчитывать на публикацию в заманчивой колонке светской хроники.

Два приглашения привлекли ее внимание. Одно – внешней серьезностью программы встречи – «Авангард ХХI века», «интеллектуальная вечеринка» с показом коллекций молодых дизайнеров. Второе – зазывало на некий спектакль под названием «Звезды в шоколаде», с участием знаменитых людей, имена которых не указывались. Время мероприятий вполне устраивало Марину – авангардные коллекции обещали показать в семь вечера, а «шоколадных звезд» – в десять. Если учесть обычную в таких случаях задержку показов на час-полтора как минимум, она вполне успевала заехать домой переодеться.

Марина попробовала дозвониться Игорю, но телефон по-прежнему был отключен. Жаль, она хотела бы провести вечер вместе с ним.

Игорь все же позвонил. После семи, когда Марина уже смирилась с мыслью, что проведет вечер одна. Смотреть авангард он отказался, а шоу «звезд в шоколаде» его заинтересовало. Встретиться решили в ресторане, где должно было состояться необычное представление.

Авангардный показ проходил под застекленной крышей нового офисного здания на Садовом кольце. Мраморные холлы, скоростные лифты – все свидетельствовало о том, что огромные деньги, вложенные в строительство, потрачены с толком и даже со вкусом. Марину организаторы показа встречали на первом этаже, Леночка, как всегда, об этом позаботилась и обо всем заранее договорилась. Она отлично исполняла не только свои секретарские обязанности, но и функции персонального консьержа, обеспечивая Марине прием, соответствующий ее положению.

Чердак, или, как его теперь называют, пентхаус, похоже, еще не был сдан в эксплуатацию. Отделочные работы здесь еще не начинались. Неровно залитый бетоном пол, трубы коммуникаций, проводка – все это было на виду и придавало помещению своеобразный «индустриальный вид», который так нравится художникам моды. Временный подиум, обтянутый черной тканью, располагался поблизости от застекленной стены, являвшейся как бы продолжением кровли. По обеим сторонам подиума стояли черные складные стулья. Подвешенные к металлическим конструкциям кровли мощные софиты освещали исключительно подиум, темное зимнее небо смотрело на все сквозь стеклянную крышу, и только чуть ниже, прямо над головами зрителей, ярко светились огни рекламы, расположенной на соседнем здании.

«Необычно, – подумала Марина, которой предложили место в первом ряду. – Красиво…» Эффект, ради которого устроители выбрали эту площадку, заключался в контрасте грубой окружающей среды и изысканной красоты моделей. Если, конечно, коллекции будут этим отличаться, в чем Марина сомневалась. Программы показа не было, а может быть, Марине просто забыли ее дать, и какое действо ей предстоит увидеть, она не знала.