Народ возмущался насильственным отречением императора от престола. Чуть ли не на каждом доме висели полотна со словом «Траур». На улицах люди в траурных одеждах стояли на коленях и плакали.

– Вся страна в трауре. Как эти ублюдки могли свергнуть нашего императора? – сказал один из прохожих Хине, глядя на происходящее.

Женщина прошла мимо, ничего не ответив. Прошло несколько лет с тех пор, как гостевой дом был больше чем наполовину заполнен японскими солдатами, которые повесили на крыше японский флаг.

Хина вошла в дом на одной из японских улиц Чосона. Ее сопровождал мужчина.

С тех пор как Донмэ исчез, дом пустовал. Его люди из «Черного дракона» тоже перестали появляться на этой улице. Вероятно, они покинули страну. Хина же не могла уехать из Чосона, она словно приросла к этому месту.

– Уже три года этот дом пустует. Никто не посмел поселиться тут, так как он принадлежал Ку Донмэ.

– Я покупаю его, – сказала Хина, глядя на юката Донмэ, висевшее в другом конце комнаты.

– В таком случае, когда купчая будет готова, я приду к вам в гостевой дом. Можете пока тут осмотреться.

Мужчина ушел, а Хина все стояла и смотрела на юката, словно одержимая. Она думала о Донмэ.

«Такие люди, как я, обычно умирают раньше остальных, чтобы хорошие люди могли жить дольше».

Тогда на пляже Донмэ говорил серьезно. Уговаривать его было бесполезно, но женщина продолжала сожалеть, что тогда позволила ему уехать. Неважно, насколько дольше проживут хорошие люди. Ей было безразлично. Она просила его не умирать раньше нее, но он не смог выполнить ее просьбу. За все эти годы ее тоска стала лишь сильнее. Террасу, где когда-то стоял Донмэ, освещали закатные лучи солнца. Хина сжала юката в руках, чтобы сдержать подступающие слезы.

Покинув дом, она отправилась в лавку «Все, что душе угодно». Посмотрела на траурное полотно у входа и вошла внутрь. Ильсик и Чунсик вышли поприветствовать ее. Прошедшие годы сказались и на них. Хина сообщила, что желает купить картину.

– Картину?

– С цветами, птицами или горами. Что-то простое.

После слов Хины Чунсик отступил назад и открыл дверцы шкафа, где хранились работы местных художников. Хина улыбнулась, так как лавка и правда соответствовала своему названию.

– Где вы собираетесь повесить картину?

– В очень темной комнате.

«Интересно, придет ли он взглянуть на нее?» – подумала Хина. Донмэ посоветовал ей повесить на стены вместо шпаг картины. На мгновение ее лицо стало очень грустным.

– Есть еще одна просьба. Сможете достать мне взрывчатку? Вполне возможно, у вас будут из-за этого большие проблемы, но тем не менее… Сможете?

Брови у Ильсика и Чунсика поползли вверх. Они знали, какими опасностями грозит просьба Хины. Ильсик спросил, зачем ей взрывчатка. После отречения императора «Армия справедливости» перешла в наступление. Не так давно она взорвала бомбу в здании, где находилось издательство прояпонской национальной газеты. А несколько дней назад взорвала дом Ли Ванёна. Эщин и другие члены «Армии» были повсюду, и бомбы упрощали им задачу. Хина же по-прежнему была владелицей гостевого дома «Глори», поэтому хозяева лавки не могли не спросить, для чего ей понадобилась взрывчатка.

Хина слегка улыбнулась.

– Я подумываю взорвать свой гостевой дом. Японская армия устроила себе штаб на втором этаже.

В лавке повисла тяжелая тишина. Хина была настроена решительно. Белая ткань развевалась на ветру у входа. Ильсик с грустью посмотрел на женщину и ответил:

– Все, что душе угодно.

Наступил август, и от преемника императора, который подчинялся указаниям премьер-министра Японии Ито Хиробуми, поступил приказ о расформировании чосонской армии. Хасэгава следил за выполнением приказа. Тех, кто не подчинялся, немедленно хватали и угрожали расстрелом, но они продолжали протестовать.

Страна теряла армию и суверенитет, перейдя под власть Японии. Услышав приказ о расформировании, командир батальона майор Пак Сынхван покончил жизнь самоубийством. Солдаты пришли в смятение. Когда протестанты отказались сдавать оружие, японцы открыли по ним огонь.

Произошла битва при Намдэмуне, в ходе которой погибло много корейских военных. Те, кому удалось уцелеть, бежали по улицам Хансона. Район, где шла перестрелка, был залит кровью солдат чосонской армии. Простые корейцы, которые стали свидетелями зверств японцев, дрожали от страха. Многие тогда потеряли родных и близких. В телах, лежащих на улицах, люди узнавали знакомых.

До дворца долетали звуки выстрелов. Сынгу понял, что пришло время покинуть свой пост. Он был свидетелем падения императора, но по-прежнему охранял его. В день, когда он потерял отца, Сынгу поклялся отомстить императору за то, что тот не защитил своих людей. Но теперь он сражался не против бессильного императора, а против тех, кто пришел уничтожить его страну.

– Я должен покинуть вас, ваше величество. Я должен сражаться с остальными, – сказал он императору, который был морально раздавлен происходящим.

– Я не могу этого позволить! Я понимаю твои чувства, но прошу, не уходи. Не умирай, как остальные.

– Ваше величество, я мечтал стать мятежником. И сейчас у меня есть возможность им стать.

Он поклонился императору и покинул дворец с бомбой в руке.

Восставшая корейская армия стояла до конца. Сынгу видел, как солдаты сражались. Он бежал и стрелял во врагов, но их было слишком много. По нему открыли огонь, но он продолжал продвигаться вперед. Если ценой своей жизни он мог спасти еще кого-то, то оно того стоило.

– Японцы скоро пришлют подкрепление. Нас значительно меньше, и у нас недостаточно боеприпасов. Мы продержимся еще немного, а затем нас убьют. Я расчищу вам путь, поэтому бегите и не оглядывайтесь.

Чосонские солдаты с удивлением и грустью смотрели на Сынгу.

– Я пришел, чтобы спасти еще несколько жизней. Я больше не офицер. Быстро уходите. Для вас это последний приказ от человека, который когда-то был офицером. Вы должны выжить. Это и будет наша победа, – решительно сказал Сынгу.

Воспользовавшись моментом, солдаты бежали, пока Сынгу отвлекал японцев. Убедившись, что чосонцы достаточно далеко, он вынул из кармана взрывчатку и побежал в сторону японских солдат. Множество пуль пронзили его тело, но он не останавливался.

Раздался громкий взрыв, и всех, кто был в зоне поражения, охватило пламя.

– Офицер!

Джунён, убегающий с остальными солдатами, видел Сынгу в последний раз. Его глаза покраснели от дыма и слез, но он должен был выжить, чтобы смерть Сынгу была ненапрасной. Только будучи живым, он мог отомстить. Воспользовавшись моментом, повстанцы забрали раненых и побежали прочь.