из ближайших местностей. Ежегодно монгольские князья преподносят жертвенные подношения каждый по своему состоянию. Тем же князьям выдаются здесь и награды от богдохана.

В начале XVIII столетия китайский император Кан-си послал своего дядю с конвоем солдат в Тибет, чтобы описать эту страну. Посланец успешно выполнил поручение и вышел из Тибета в Сы-чуань, но здесь был убит тангутами».

У колыбели Великой реки

Трудный путь. Встреча с тибетским медведем. Новые озёра

17 мая, преодолев вброд несколько мелких рукавов Хуан-хэ, путники разбили свой бивуак на правом её берегу, в трёх вёрстах ниже выхода из котловины Одонь-тал, и пили воду из истоков Великой реки. Радости их не было конца[286]. Начались исследования.

Из представителей фауны, Пржевальский выяснил, что здесь пасутся дикие яки, нередко стадами в несколько сот, иногда даже более тысячи экземпляров, много также хуланов, ещё более антилоп, медведь, тибетский волк, степная лисица-кярса, бесчисленное множество пищух, местами полёвок, которые чуть не сплошь дырявят почву своими норами, что мешает движению лошадей. По горам кое-где водились сурки-тарбаганы, там же голубые бараны куку-яманы и белогрудые аргали.

Среди птиц на плато Северо-восточного Тибета он отметил большую бедность относительно разнообразия видов, и количества экземпляров, за исключением лишь некоторых пород, большей частью весьма ограниченное.

Двое лишних суток провели они в районе котловины Одонь-тал в ожидании, пока немного растает совсем некстати выпавший снег, и вьючным верблюдам можно будет двигаться, только тихим шагом.

Ползти каравану приходилось по-черепашьи, постоянно исправляя вьюки или поднимая падавших животных. Двое из них – верблюд и лошадь – вскоре были окончательно брошены. Огромная абсолютная высота и холодная погода отражались на здоровье всех головной болью и лёгкой простудой, а также кожной сыпью. Ходить долго пешком было трудно, ибо одышка и усталость чувствовались очень скоро.

Проводник их, хотя, в общем, знал направление пути, но решительно не сообщал, отговариваясь своим неведением имён ни гор, ни речек, ни каких-либо попутных урочищ. Едва-едва они смогли добиться от него названия (да и то исковерканного, как оказалось впоследствии) наибольшей из встреченных теперь ими речек, именно Джагын-гола. Дорогой всюду попадалось множество зверей, в особенности диких яков, но они их без нужды не стреляли. Птиц для коллекций добывалось мало, как равно и растений. Последних до конца мая собрано было на Тибетском плато лишь 16 видов.

На седьмые сутки 10 июня, по выходе из Одонь-тала, путешественники перешли через водораздел области истоков Хуан-хэ к бассейну верхнего, течения Ян-цзы-цзяна. Продолжение хребта Баян-хара служило таким водоразделом. На месте перехода высоких гор не было, так что перевал со стороны плато оказался вовсе незаметен. Хотя его высота составляла 14 700 футов.

Уникальной зоологической добычей, которую они приобрели при проходе через плато Северо-восточного Тибета, были шкуры тибетского медведя, открытого Пржевальским в 1879 г. и отчасти уже описанного им ранее.

Миновав водораздел двух великих китайских рек, они вошли через 20 вёрст пути в настоящую альпийскую область гор, там, где р. Дяо-чю прорывает высокий поперечный хребет, по всему вероятию, отделяющийся от водораздельного.

Как вспоминал Пржевальский встреченные ими в горной области Ды-чю тангуты значительно отличаются от своих собратий, живущих в Гань-су и на Куку-норе, но гораздо ближе стояли к ёграям на Тан-ла и к голыкам, обитающим на верхней Хуан-хе от выхода этой реки из больших озёр.[287]

Решив возвратится к истокам Жёлтой реки, они покинули 18 июня берега Ды-чю и направились прежним путём вверх по ущелью р. Кон-чюн-чю.

Утром 3 июля они поднялись прежним путём на водораздел Жёлтой и Голубой рек и взошли опять на плато Тибета. И вот, спустя неделю, 11 июля караван вышел в озёрную котловину. Здесь Пржевальский определил, что Жёлтая река, образовавшись из ключей и речек котловины Одонь-тала, вскоре затем проходит через два больших озера. В них скапливаются воды значительной объёма верховья новорождённой реки и сразу увеличивают ее размеры.

Оба эти озера издревле известны китайцам под именами – западное Джарин нур и восточное Орин-нор. Но так как положение тех же озёр на географических картах правильно установлено не было и никем из европейцев они не посещались, то, по праву первого исследователя, Пржевальский их назвал на месте восточное озеро Русским, а западное – озером Экспедиции. Это означало, что к таинственным истокам Жёлтой реки впервые проник русский человек, а второе закрепить память об экспедиции, которая по праву завоевала эту память.

Снова нападение тангутов

Наскоки успешно отбиты

11 июля путники разбили свой бивуак на правом берегу реки Джагын-гол – приток озера Орин-нор («Русского») в верховьях реки Хуан-хэ («Жёлтой реки»), там, где слева в неё впадает протока из оз. Экспедиции. На следующий день Пржевальский отправил в разведку Всеволода Роборовского с двумя казаками, а сам в группе с двумя казаками вторично проследовал до берега того же озера с целью обследовать перешеек, разделяющий озёра. Данные исследования планировались на два дня.

С подъёма, 12 июля, Пржевальский и Роборовский отправились со своими группами на разведку, – каждый в свою сторону. К вечеру возвратился Всеволод и сообщил, что он заметил большую партию тангутов, расположившихся на ночлег вёрстах в двадцати от бивуака экспедиции. Наступившая ночь была совершенно тёмная и прошла совершенно спокойно, только постоянно лаяли собаки, но часовые считали, что это дикие животные передвигаются в ночи.

На рассвете следующего дня первым поднялся Козлов, проводивший метеонаблюдения, и разбудил казаков. Вдруг наперебой залаяли собаки, и часовой увидел большую партию всадников, скакавших прямо на лагерь. С противоположной стороны неслись такие же группы на лошадях. Казак успел скомандовать: «Нападение!» и подать сигнал тревоги выстрелом вверх. Вмиг все члены команды, спавшие одетыми, выскочили из палаток и открыли меткую стрельбу по нападавшим, когда те приблизились на расстояние прицельного выстрела.

От неожиданности всадники остановились и, выстрелив наугад, быстро ретировались назад, сопровождаемые залпами по отступающим. Учения и тренировки по отражению внезапного нападения прошли не зря: «…возле бивуака валялись две убитые лошади и один убитый тангут. Кроме того, видно было, как падали и другие разбойники, но их ловко подхватывали с собою товарищи. Таков обычай у тангутов, промышляющих грабежами. По их поверью, если убитый не будет привезён домой в свою палатку (откуда он все равно будет брошен на съедение грифам и волкам), то его душа станет вредить всему хошуну. Над товарищами в таком случае наряжается строгое следствие»[288].

С обороняющейся стороны никто не получил даже лёгкого ранения, только во время суматохи сорвались с привязи 8 лошадей, и ускакали к тангутам, лишь одну лошадь, раненную в живот, пришлось пристрелить.

Тангуты,