знает, хотя на самом деле имел в виду, что она никогда ее не признает.

— Я понимаю, что было бы правильным для Анны, — говорит Джулия, — но не уверена, достаточна ли она зрелая, чтобы самостоятельно принимать решения.

Я беру очередной кусок с тарелки с закусками и отправляю его в рот.

— Если ты считаешь, что она подала ходатайство обоснованно, тогда в чем противоречие?

— В психическом состоянии, — сухо произносит Джулия. — Тебе пояснить, что это значит?

— Знаешь, невежливо за обедом выпускать когти.

— Сейчас всякий раз, сталкиваясь с матерью, Анна отступается. Как только что-то случается с Кейт, она делает шаг назад. Несмотря на свои представления о том, на что она способна, девочка раньше никогда не принимала решений такой важности, учитывая, какие последствия это повлечет за собой для ее сестры.

— А если я скажу тебе, что к началу слушаний она будет в состоянии принять это решение?

Джулия поднимает взгляд:

— Почему ты так в этом уверен?

— Я всегда уверен в себе.

Она берет оливку со стоящего между нами подноса и тихо произносит:

— Да, я не забыла.

Хотя у Джулии были на этот счет подозрения, я ничего не говорил ей о своих родителях, о своем доме. Когда мы приехали в Ньюпорт на моем джипе, я свернул на подъездную дорожку, которая вела к огромному кирпичному зданию.

— Кэмпбелл, ты шутишь, — сказала Джулия.

Я сделал круг и выехал с другой стороны:

— Да, шучу.

Поэтому, когда я подъехал к одному из соседних домов — стоявшему в окружении буков просторному особняку в георгианском стиле, позади которого имелась покатая лужайка с выходом к заливу, это уже не было столь экстравагантным. По крайней мере, дом был поменьше первого.

Джулия покачала головой:

— Твои родители только взглянут на меня и сразу разделят нас с помощью лома.

— Они тебя полюбят, — заявил я, солгав в первый, но не в последний раз.

Джулия заныривает под столик с тарелкой пасты:

— Вот тебе, Джадж. Так что с собакой?

— Он переводит для моих испаноговорящих клиентов.

— Правда?

— Правда, — улыбаюсь я.

Она наклоняется ко мне, прищурив глаза:

— У меня шестеро братьев. И я знаю все ваши мужские штучки.

— Расскажи.

— И выдать тебе мои коммерческие тайны? Ну уж нет. — Джулия качает головой. — Может, Анна наняла тебя потому, что ты такой же неуловимый, как она.

— Она наняла меня, потому что увидела в газете мое имя, — отвечаю я. — Ничего больше.

— Но почему ты взялся? Это необычное для тебя дело.

— Откуда тебе знать, какие дела для меня обычны?

Это было сказано легко, в шутку, но Джулия замолкает, и вот мой ответ почему: все эти годы она следила за моей карьерой.

Вроде того, как я следил за ее успехами.

Я откашливаюсь, мне неловко, и указываю на ее лицо:

— У тебя там… соус.

Джулия поднимает салфетку и вытирает уголок рта, но не попадает.

— Стерла? — спрашивает она.

Потянувшись вперед со своей салфеткой, я смахиваю маленькое пятнышко, но не убираю руку. Она остается на ее щеке. Наши глаза встречаются, в это мгновение мы снова становимся юными и изучаем формы друг друга.

— Кэмпбелл, не поступай со мной так, — говорит Джулия.

— Как?

— Не сбрасывай меня дважды с одной и той же скалы.

Вдруг в кармане моей куртки звонит мобильник, и мы оба вздрагиваем. Джулия случайно опрокидывает стакан с кьянти, пока я отвечаю на звонок.

— Нет, успокойся. Успокойся. Где ты? Хорошо, я уже еду. — Джулия перестает промакивать стол, когда я прекращаю разговор. — Мне нужно идти.

— Что случилось?

— Это была Анна. Она в полицейском участке Верхнего Дерби.

По пути обратно в Провиденс я пытался выдумать хотя бы по одной ужасной смерти на милю для своих родителей. Забить дубинкой, скальпировать. Снять кожу живьем и обсыпать солью. Замариновать в джине, хотя я не знаю, будет это считаться мучением или нирваной.

Вероятно, они видели, как я прокрался в комнату для гостей и снес Джулию на руках по лестнице для слуг к заднему входу в дом. Вероятно, они разглядели наши силуэты, когда мы раздевались и входили в залив. Может быть, они следили, как она обхватила меня ногами, а я опустил ее на ложе из толстовок и брюк.

Их защитной реакцией, продемонстрированной на следующее утро за яйцами по-бенедиктински, стало приглашение на вечеринку в клубе тем же вечером — черный галстук, только члены семьи. Приглашение, которое, разумеется, не распространялось на Джулию.

Когда мы подъехали к ее дому, было так жарко, что какой-то предприимчивый парнишка открыл пожарный гидрант, и дети скакали в его струе, как попкорн на сковородке.

— Джулия, не следовало везти тебя домой и знакомить с родителями.

— Есть много вещей, которых тебе не следовало делать, — согласилась она. — И бóльшая часть из них касается меня.

— Позвоню тебе перед выпускным, — пообещал я, а она поцеловала меня и вылезла из джипа.

Но я не позвонил. И не встретился с ней на выпускном. И она думает, что знает почему, но это не так.

Удивительно, но в Род-Айленде совершенно отсутствует фэншуй. Я о том, что тут есть Малый Комптон, но нет Большого; есть Верхнее Дерби, но нет Нижнего. Существует множество мест, которые определяются в терминах чего-то на самом деле не существующего.

Джулия едет за мной в своей машине. Мы с Джаджем, наверное, нарушаем скоростной режим, потому что, кажется, не проходит и пяти минут, как мы входим в полицейский участок и видим Анну, бьющуюся в истерике рядом с дежурным сержантом. Она бросается ко мне с отчаянным криком:

— Вы должны помочь! Джесса арестовали!

— Что? — Я в изумлении гляжу на Анну, которая оторвала меня от прекрасного обеда, не говоря уже о беседе, которую я хотел бы довести до конца. — Почему это должно меня волновать?

— Потому что мне нужно, чтобы вы его вытащили, — медленно, как дебилу, объясняет Анна. — Вы же адвокат.

— Я не его адвокат.

— Но вы что, не можете?

— Почему ты не позвонила матери? — спрашиваю я. — Я слышал, она берет новых клиентов.

Джулия бьет меня по руке:

— Заткнись! — И поворачивается к Анне. — Что случилось?

— Джесс украл машину, и его поймали.

— Давай поподробнее, — прошу я, уже жалея об этом.

— Это был «хамви»[32], по-моему. Большой желтый.

Во всем штате есть только один большой желтый «хамви», и он принадлежит судье Ньюбеллу. У меня возникает боль в переносице.

— Твой брат украл машину судьи, и ты хочешь, чтобы я его вытащил?

Анна моргает глазами, глядя на меня:

— Ну да.

Иисусе!

— Пойду поговорю с офицером. — Предоставив Анну заботам