в поезд, скорее бегите, мы не сможем предотвратить ядерный взрыв… Это будет ужасно…

В каждом слове настырная ложь. Борис подумал, что это похоже на таран, который бьёт в одну точку. Психическая атака.

Из дома вышла Валентина. Её голову и часть лица покрывал белый платок.

Неподалёку послышались голоса, на улице показались Степан, Фёдор, Тамара и Зинаида. Все четверо с трудом держались на ногах. Весь день пили, причём люто, отчаянно, словно желали нырнуть в болото алкогольного морока и больше не выныривать. Степан споткнулся, упал. Трое собутыльников попытались его поднять, при этом их самих заносило, будто на корабле в сильный шторм. Наконец справились, подняли и, придерживая друг друга, поплелись дальше.

— Эй! — окликнул их Прапор. — Вы куда это, бляха-муха, намылились?

Здоровяк Фёдор повернулся, с трудом сфокусировал на нём взгляд осоловелых глаз.

— А-а, это ты Пра… Прапор… Стрелок херов. Ну что уставился?

— Вы куда? — спросил он терпеливо.

— А вон… туда, — махнул рукой Фёдор. — Только туда. Больше… — икнул. — Больше некуда. Нас всё задолбало… Больше некуда, только туда…

— Некуда, — пробормотала его жена. Она боролась с непослушными веками, которые так и норовили сомкнуться.

Фёдор тряхнул головой.

— Фух… тяжко что-то. Ну ничего, скоро полегчает… Батяня… Батяня обещал, что полегчает. Слышишь, Прапор? — опять икнул. — Слышишь? Я только что своего… — он подавил рвотный позыв и продолжил: — Я своего батяню только что видел. Да, точно… Мы… мы все его видели. Скажи, Стёпка?

Степан не мог говорить. Вся его энергия была направлена лишь на то, чтобы не рухнуть.

— Твой отец пять лет как помер, — мрачно напомнил Прапор.

— Да, помер, — согласился Фёдор, кивнув так, что шейные позвонки хрустнули. — Помер… Я его хоронил. Вся деревня хо… хоронила. Он был хороший че… человек. Но я видел батяню… Все мы… видели. Скажи, Стёпка?.. А-а, пошёл ты! Батяня сказал, что мы должны пойти туда… А мой батяня никогда не врал! Все знали что…

— Он честный был! — взвизгнула Тамара. Она попыталась ногой топнуть, но едва не упала.

Прапор сказал безнадёжно:

— Лучше в дом вернитесь.

— А то что? — Фёдор выпятил подбородок. — А то что… Прапор, меткий стрелок?.. Пу… пульнёшь в нас из своего пистолетика, да?

— Срать мы хотели на твой пистолет! — с вызовом выкрикнула Тамара.

Они повернулись и заковыляли дальше, поддерживая Степана, который совсем лишился сил.

Борис тяжело вздохнул, глядя вслед четверым обречённым. Ночь только началась, а чёрная пустыня уже собирала свою жатву. У него и в мыслях не было попытаться их остановить. Они сделали свой выбор, когда выпили по первому стакану. Они сдались. И, возможно, сегодняшняя драка внесла в это существенную лепту. И серая гадость, которой заразились Маргарита и Валентина. И, чёрт возьми, каждая песчинка в чёрной пустыне.

Фёдор оглянулся, вскинул руку.

— Прапор, старый ты хрен! — эти слова он проговорил на удивление чётко для пьяного. — Я не… в общем, я не держу на тебя зла. Ты всё правильно сделал. Мы не должны были… не должны были выгонять Вальку.

Его жена что-то громко неразборчиво забубнила, но, судя по всему, она тоже пыталась покаяться.

Прапор зло сплюнул.

— Идиоты, бляха-муха.

Опять завыла сирена. Сумеречные люди начали исчезать один за другим — они пятились от периметра и словно бы входили в щели в пространстве, из которых до этого вышли. Зелёные цифры на мониторах показывали, что до взрыва осталось меньше семи минут. Фосфоресцирующие слова на корпусах вагонов футуристического поезда призывали: «Спасайтесь! Скорее все сюда! Спасайтесь!..»

Валентина обхватила голову руками.

— Боже, этот вой… — она подняла лицо к небу и выкрикнула: — Прекрати это, тварь! Зачем мы тебе? Прекрати!..

Прапор и Борис поглядели на неё с бессильной тоской.

— Меня ты не получишь! — кричала Валентина. — Слышишь? Не получишь меня, тварь! Ты не заберёшь меня, как забрал Марго! Я тебе не по зубам! Не по зубам…

Словно ветхая старуха на последнем издыхании, он измождённо опустилась на ступеньку крыльца, обхватила колени руками. Её отсутствующий взгляд был устремлён будто бы в никуда, губы продолжали медленно шевелиться:

— Не по зубам я тебе… Ты не заберёшь меня, — её голос заглушал вой сирены.

Борис уселся на скамейку возле дома, к нему присоединился Прапор. Оба глядели на гигантское табло. До взрыва оставалось две минуты тридцать секунд… двадцать девять… двадцать восемь… Когда пошла последняя минута, сирена стихла. Воздух словно бы стал плотнее, тишина опустила тяжёлый занавес.

В голове Бориса мелькнула мысль: «Ещё есть время добежать до поезда! Нужно прямо сейчас сорваться с места и…» Усилием воли он оборвал эту мысль, даже выругал себя за слабость. Однако паника не исчезла, она вибрировала в каждой клетке тела, в каждом гулком ударе сердца. Первобытный страх пульсировал в висках, стягивал жилы, заставлял волосы на затылке шевелиться.

Тридцать три секунды…

Поезд рванул с места и с четырьмя пассажирами в одном из вагонов унёсся вдаль с невероятной скоростью.

Двадцать пять секунд…

Двадцать четыре…

Борис догадывался, что ядерный взрыв всего лишь уловка, психическая атака, однако легче от этого не становилось. Эта догадка сейчас была как светлое пятнышко на огромном чёрном фоне.

Семнадцать секунд…

Шестнадцать…

— Не бойся, парень! — с вымученной бравадой сказал Прапор. — Подумаешь, ядерный взрыв, — он коротко рассмеялся. — Главное, не бояться, бляха-муха.

Три секунды…

Две…

Одна…

Пространство содрогнулось, а потом чёрное стало ослепительно белым. Борис зажмурился. Ему почудилось, что он выпал из реальности и летит теперь сквозь сияющий космос, в котором отсутствовало такое понятие, как время. Когда ощущение полёта прекратилось, он открыл глаза.

То, что предстало перед взором, его мгновенно заворожило. Он как будто попал под гипнотическое влияние этого зрелища и даже если бы очень захотел, не смог бы снова закрыть глаза.

По пустыне двигалась чёрная волна, а над ней вздувался желтовато зелёный яркий пузырь. Как и в случае с самолётом, всё было словно в замедленном времени. Воздух как будто в густую патоку превратился, и в этой патоке звенело колоссальное напряжение.

Песочная волна приближалась, огромный пузырь рвался ввысь, к равнодушному мрачному небу.

— Красиво! — выдохнул Прапор.

В следующее мгновение песочная волна достигла огромных размеров, она поглотила табло с застывшими на них цифрами, скрыла бледное светило, с оглушительным рёвом, словно коконом, окутала «островок». Волна должна была смести дома, ограды, деревья, людей, но не одна песчинка не пересекла периметр. То, что там, не оказалось здесь. Борису казалось, что «островок» попал в эпицентр гигантского смерча, в котором носились и ревели какие-то чёрные чудовищные сущности.

Но вот волна унеслась вдаль, предоставив взору вид растущего ядерного гриба. Облако плазмы,