дорогу. Я напрягаюсь, гадая, куда же он предпочтет сесть. Федор ставит перед мальчишками миску попкорна, потягивается, отчего его футболка задирается вверх, и, широко зевнув, устраивается рядом. И да… Я знаю, это ничего такого не значит, но мое только-только успокоившееся сердце сбивается с ритма, а с губ срывается тихий вздох. Поправив плед, которым накрылась, я кладу руку рядом с его ладонью. Наши мизинцы разделяют какие-то миллиметры, да и тело, не подчиняясь разуму, подвигается ближе, ища чужой сладкой близости, вызывающих дрожь прикосновений и щекочущей ласки. Как будто бы разделяя мои желания, Фед подтягивается на локте, чтобы можно было меня обнять, устроившись сзади. Это кошмар, нервы на пределе возможного, дыхания… нет. Он похитил воздух. Мой воздух. Запрокидываю голову, всем телом приникая к нему. Фед фиксирует мои бедра, ультимативно отбирая инициативу. А я ведь думала, что мне придется постараться, чтобы как-то его расшевелить. Нет… Ничего не приходится делать. Вероятно, за это мне следует поблагодарить его возраст, когда достаточно самой малости, чтобы завестись. И, конечно, долгое воздержание…

– Мне нравится судья Док! А тебе, пап?

– Эм… Ничего. Да.

Мне смешно. И жарко. И хочется продолжения, но я понимаю, что продолжать сейчас будет глупо. Лишь измучаемся, так и не доведя начатое до конца.

– А тебе, Дин?

– Мне нравится Фло, – пыхчу я. – Ух ты. Вы уже доели попкорн? Я принесу еще…

– Потом. Они наелись. – Фед не дает мне уйти, сжимая руку на животе сильнее. По инерции я подаюсь назад слишком резко. Врезаюсь задницей в его пах. А там…

– Твою мать… – цедит Федор сквозь зубы.

– Ахах, – выдыхаю я.

– Что такое, Дин? У тебя что-то болит?

– Угу, – смех скрываю за кашлем. – Пойду выпью таблетку.

Я все-таки вырываюсь из рук Федора и прячусь в кухне. Ничего. Так даже лучше. Пусть потомится. Ему это точно пойдет на пользу. Оглядываюсь в поиск злосчастных коробок с попкорном. Решив, что Фед убрал их в кладовую, захожу внутрь. Неудивительно, что он никак не привыкнет, что куда складывать. Полок здесь миллион, я и сама, бывает, теряюсь. Вытягиваюсь на цыпочки, в попытке достать до самой высокой. И замираю, когда дверь за спиной хлопает.

– Фед…

– Ш-ш-ш, – рот накрывает сухая горячая ладонь.

– Мальчики… – только и могу выдавить я.

– Мы быстро. У меня большой опыт в перепихоне на скорую…

Все схлопывается в момент. Желание и надежда, радость и страсть. Наверное, он понимает, что ляпнул что-то не то по тому, как напрягается мое тело.

– Ч-черт. Я не сравниваю, если ты так подумала. Я…

Сравнивает. Впрочем, это, наверное, неизбежно. Так происходит помимо воли. Если какое-то чувство, к примеру, любовь, не перекрывает собой все другие. Любви между нами нет. Это Федор мне отчетливо дал понять, хотя я, в общем-то, и не питала каких-то иллюзий. Пожалуй, в сравнении с несравненной Лизой у меня есть не так уж много преимуществ. Но они все-таки имеются. Я живая, теплая и… очень удобная. И это я, а не она, всегда под рукой. Значит…

– Я не хочу по-быстрому.

– Но я же…

– Ты возбужден.

– Вот именно, – как-то обиженно бурчит он.

– Ну, с этим я знаю, что сделать. – Я оборачиваюсь к нему, пройдясь языком по пересохшим губам. Зрачки Феда расширяются, как под воздействием наркотиков. В тесном пространстве кладовки становится нечем дышать. Я подхожу к нему. Он отходит… Не расцепляя наших схлестнувшихся взглядов, я медленно, опасаясь его спугнуть, просовываю руку в щель между спиной Федора и пока незапертой дверью. Нащупываю щеколду. А второй рукой тяну вниз резинку на его трениках. Замок проворачивается. Мои ладони опускаются Феду на бедра, а я сама медленно оседаю на пол. Федор со стоном откидывается затылком на стену.

– Разве это не мне полагается делать тебе хорошо?

– Конечно. Ты и делаешь.

– Ну да… - недоверчиво усмехается Фед.

– Я не шучу. Мне дико нравится.

– Что? – он зачем-то бьется затылком о стенку. Раз, и еще…

– Вот это… – я обхватываю его подрагивающую от нетерпения плоть губами.

– О господи.

– И это… И это.

ГЛАВА 27

Федор

Я не знаю, плохо это было или хорошо в смысле техники исполнения. Лиза никогда мне не отсасывала. Ну… вот, чтобы так завзято, так сказать, на результат. Да, были поцелуи и прочие нежности, которые вызывали лишь ощущение щекотки и желание уж скорее довести до конца начатое, но сравнивать это нельзя… Это же… Я не знаю. Может быть, в Стэнфорде, где Дина изучала бизнес, учили еще и премудростям орального секса? Ну, в смысле… Как-то же ей удалось заставить меня кончить так, что я заскулил, как пес, все-таки обхватив ее голову, зарывшись пальцами в волосы и что есть сил сжав?

– Тише-тише, мой сладкий… Все хорошо. Не плачь.

Пока я пытаюсь взять себя в руки, Дина умудряется привести мою одежду в порядок. Как ей удается? Я же буквально на ней вишу. Всхлипываю ей в шею и… да, вишу, как тряпка. Или презерватив, до которого у нас опять не дошло дело. А ее руки, ее дрожащие руки туда-сюда проходятся по моей спине, стремясь утешить, наверное, а на деле делая только хуже.

– Я сейчас. Я сейчас успокоюсь, – отчаянно моргаю и стираю плечом с лица пот вперемешку с соплями.

– Не торопись. Это ничего… Просто ты немного расчувствовался. Так бывает.

– Я не хотел… – сиплю. – Не хотел, чтобы так…

Это правда. Я не хотел, чтобы так. Жаль, эти слова срываются до того, как я понимаю, насколько они жестоки.

– Я понимаю. Ничего страшного, – повторяет Дина. – Обещаю в следующий раз сделать так, чтобы не понравилось.

И это невозможно… Ненормально. Неправильно. Но ее слова заставляют меня рассмеяться. Впервые за год, рассмеяться потому, что мне действительно весело, а не потому что надо, и от меня этого ждут. Господи…

В дверь тарабанят. Я в панике отшатываюсь. Дина успокаивающе похлопывает меня по руке и открывает замок.

– А вы чего это тут без нас хохочете? – подозрительно оглядывая кладовку, интересуется Данька. Из-за его плеча выглядывает Ник. Эти