он открыт к дальнейшему диалогу. Он прямо не отказал и даже вроде как намекнул на некую цену согласия. Видимо, поторговаться желает. Что ж, это всегда можно.

Глава 19

— Софья не помолвлена официально, более того, она достигла двадцати одного года, а значит, имеет полное право обвенчаться без чьего-либо согласия, — я начал напирать, прежде всего, на очевидные факты. — Понимаю, что в данном случае, речь идёт о традиции, но традиция юридической силы не имеет.

— Верно вы говорите. Абсолютно верно, — совершенно спокойно произнёс Алексей Николаевич. — Но много ли кто захочет венчать княжеских отпрысков без согласия их родителей? Традиция не имеет юридической силы, но в головах людей она порой выше любых законов.

— Это всего лишь вопрос цены. Какой-нибудь провинциальный попик легко сделает всё, что требуется, за небольшую плату. А заявление в центр регистрации подать нам не помешает никто. Но видите ли, в чём дело. Я не хочу ссориться лишний раз с кем бы то ни было без веской причины, особенно со своим будущим тестем. А вы, насколько я понимаю, не хотите ссориться с князем Засекиным. Ну и с моим родом у вас тоже вряд ли есть интерес враждовать.

— Вражды не хочет никто — вы снова говорите абсолютно верно, Кирилл Аркадьевич. Но если думаете, что я испугаюсь угроз…

— Ни в коем случае. Ни о каких угрозах речи не идёт, — успокоил я князя Куракина. — Наоборот, я желаю договориться на взаимовыгодных условиях.

— Как видите, я открыт к диалогу.

— И это радует. А предложение у меня вот какое. Во-первых, мы с Софьей можем обвенчаться тайно, но с вашего согласия. Ваш друг, князь Засекин не узнает о том, что вы дали добро, и вы избежите ссоры с ним. Он же должен понимать, что Софья долгое время находилась вдали от дома, у неё могли возникнуть обстоятельства личного характера.

— Поэтому-то мы и не торопились с помолвкой, — вставила Елизавета Андреевна. — Это ж какой позор был бы, если б всплыло что-то подобное!

— Да-да, — согласился Алексей Николаевич. — Только не надо считать Засекиных глупцами. Они всё прекрасно поймут.

— Скажите, Кирилл, только честно, — Елизавета Андреевна пристально посмотрела на меня, — вы с Соней действительно любите друг друга? Ваши чувства искренни?

— Елизавета Андреевна, — проговорил я. — Мы с вашей дочерью встречаемся уже четыре года. У меня пока ни с кем помолвки нет, хотя главы нескольких крупных столичных родов второй год засыпают меня предложениями. Если не это, то что ещё вас убедит в искренни моих чувства?

— Да, это всё, конечно, хорошо, — вернул себе инициативу Алексей Николаевич, — но мы здесь собрались, как деловые люди. И нам нужно придти к решению. Вы, Кирилл Аркадьевич, просите пойти меня на определённые репутационные риски…

— И вы хотите получить за это компенсацию, — закончил я.

— Да, хотелось бы.

— Хорошо. Назовите свои условия. Я обдумаю их.

Князь Куракин оказался человеком хитрым. Он не желал упускать свою выгоду. Но и я не собирался отдавать ему слишком много. В конце концов, если б мы с Соней захотели, то без проблем обошли бы все родительские запреты. И я сомневался, что род Куракиных решится на открытую конфронтацию со мной. Да и вообще, это Алексей Николаевич должен был добиваться моего расположения, а не я — его. Пусть мы оба — князья, но статус у нас разный.

Торги шли недолго. По итогу Куракин получил два процента акций моего машиностроительного завода, и мы договорились, что в качестве приданого Софье достанется пять процентов акций завода железо-бетонных изделий, коим владел Алексей Николаевич.

В соответствии с нашим планом, мы с Соней должны были поехать в Москву (или Калугу — неважно) и обвенчаться с тайного согласия Алексея Николаевича, а официально сыграть свадьбу — уже следующим летом. Князь Куракин полагал, что сможет уладить вероятные проблемы с Засекиными.

Меня подобный план вполне устраивал. По большому счёту, мне было всё равно, где и как венчаться и играть свадьбу. В жизни имелись вещи и поважнее.

Утром мы с Соней полетели в Москву, там нашли какую-то церквушку и совершили ритуал с помощью местного священнослужителя, которому князь Куракин позвонил заранее и объяснил ситуацию. Священник получил вознаграждение, а мы — помолвку. Ночь эту мы с Соней провели вместе на съёмной квартире в центре города, два дня отдыхали в обществе друг друга, а потом разъехались каждый на своё задание.

Соню направили служить в отдел исследований в Екатеринбург, а я вернулся в Юхнов продолжать наблюдение за «зоной 22», но прежде опять заехал к Марине, чтобы узнать, как обстоят дела в Можайском округе.

За последний месяц здесь не произошло ничего особенного. Выбросов рядом с границей было чуть больше обычного, но в пределах нормы, иные планово уничтожались защитниками и агентами. К западу от Новоегорьевского леса опять штормило, но к моему приезду ненастье прекратилось. Шторм оказался несильным, тем не менее, существ там появилось много, и в ближайшие дни мне предстояло почистить территорию, а это значит, придётся опять днями напролёт бродить по пустоши и отстреливать мелких синих ублюдков.

Марина за этот месяц ликвидировала трёх сильных существ и уничтожила улей в диких землях недалеко от границы Можайского округа. Но ничего необычного в этом тоже не было. Мы уже привыкли к тому, что они там постоянно вырастают.

А вот со стабилизаторами возникли проблемы. Точнее сказать, проблемы с ними возникли давно, ещё около года назад, когда стало ясно, что данное изобретение не слишком-то эффективно: выбросы в стабилизированных областях всё равно случались, несмотря ни на постоянную корректировку волн. А теперь эксперимент окончательно сворачивался. Тратить на него время и деньги руководство СКИФ смысла не видело.

— Значит, всё, сворачиваем производство? — спросил я.

— Да. В этом нет никакого смыла, — Марина вздохнула, и мне показалось, что она сильно расстроена. — Исследования продолжатся, но нынешняя модель стабилизаторов оказалась бесполезна. Эффект с самого начала был сомнительный.

— Надеюсь, скоро придумают что-нибудь получше.

— Как знать. Наука на месте не стоит. Поживём увидим.

— Ты расстроилась из-за этого, да?

— Не скажу, что сильно огорчена, просто были некоторые надежды. Согласись, хочется знать, что ты не напрасно сто лет таскаешься по пустыне. Впрочем, надежда — одна из самых глупых вещей в этом мире. Зачем на что-то надеяться? Надо действовать — вот и всё. Работали и будем работать.

Пока я не задумывался о том, ради чего шатаюсь по пустыне днями напролёт и лезу в червоточины, но Марина была права: хотелось знать, что ты трудишься не напрасно. Вот только знать мы этого не могли. Всё что мы могли — продолжать работать дальше.

Ну мы и продолжили каждый в на своей территории.

Вернувшись в Юхнов, я принял отчёт от своего временного заместителя, а на следующий день отправился на запад «зоны 22», где после шторма появилось множество иных. Ездил туда