А любители вечно все портят, как бы ни старались. Отсюда – Лопатин и все прочее: убийство Балашихина, убийство этой рыжей шлюхи, а теперь вот, на десерт так сказать, похищение этого лопатинского ублюдка. Что с ним делать-то теперь?

Хуже всего было то, что где-то там, на заднем плане, все время путался Забродов. Он не мешал, нет, и вряд ли теперь сможет помешать: Санек с ребятами на этот раз вроде бы сработали как надо, но его присутствие нервировало Званцева, заставляя грызть ногти. То, что Забродова нейтрализовали, списав на него Балашихина, это было, конечно, хорошо.., пожалуй, слишком хорошо, чтобы Званцев мог в это безоговорочно поверить. Именно поэтому он до сих пор не снял пост прослушивания забродовского телефона. Гуня до сих пор сидел в фургоне, вонял носками, курил «Беломор» и слушал. Полчаса назад он позвонил в офис и доложил, что Забродов не подает признаков жизни: его телефон молчит с тех пор, как он, Гуня, разговаривал с Забродовым, выдавая себя за Балашихина. Это было очень хорошо, но, в сущности, ничего не доказывало, и Званцев велел Гуне сидеть на месте до особого распоряжения и нести службу: на улицу не выходить, водки не пить, баб не трахать и вообще не пускать в фургон посторонних, а просто сидеть на месте и слушать.

Званцев закурил и посмотрел на часы. Идти никуда не хотелось. Хотелось, наоборот, сидеть в удобном кресле, курить, грызть ногти и ждать развития событий. Пока он сидел здесь, казалось, шли более или менее по намеченному им плану. Здесь, в этом кабинете, располагался некий нервный узел, из которого паутиной разбегались во все стороны невидимые нити причин и следствий, и он, Званцев, был той силой, которая дергала за ниточки, заставляя события происходить в нужной последовательности.

«Может, Саню послать? – подумал он. – Нет уж, хватит, научили. Не довезет он папку – тогда можно прямо сразу стреляться, не дожидаясь руководящих указаний.»

Как будто уловив начальственные мысли, в кабинет вошел Санек – легок на помине. Конечно, не просто так вошел, а после соответствующей церемонии: звонок по внутреннему телефону от Оли, начальственное «Пусть войдет», осторожный стук в дверную филенку и только потом уже – собственно Санек, в натуральную величину и заметно вспотевший от непривычных процедур.

Он остановился у дверей, посверкивая оттуда недобрыми волчьими глазами, откашлялся в костлявый кулак, переступил ногами в вечно нечищенных туфлях и хрипло спросил:

– С пацаном чего делать, Андрей Игорич?

– Игоревич, – автоматически поправил его Званцев.

Санька, конечно, не переделаешь, но стоит позволить этим уродам коверкать твое отчество, как они через неделю вообще забудут, что оно у тебя есть, а через две станешь ты у них просто Андрюхой, которого можно хлопнуть по плечу и между делом послать подальше, чтобы не лез со своими поручениями, не мешал в карты шлепать…

То есть все, конечно, не так легко и просто, но все равно гораздо проще и легче, чем обратный процесс.

– Игоревич, – послушно поправился Санек. – Извините. Я говорю, с пацаном чего делать будем?

Куда его?

– Я тебя слышал, – проворчал Званцев. – Хрен его знает куда его девать.

– Что, папашке пока отдавать не будем? – спросил Санек и ухмыльнулся, сверкнув своим складом металлоизделий.

– А сам как думаешь? – откидываясь на спинку кресла и с интересом глядя на Санька, спросил Званцев.

Вопрос был не праздный: Санек, хоть и не был профессионалом, обладал совершенно звериной хитростью и порой удивлял Званцева, подавая очень дельные советы.

– Отдавать, конечно, нельзя, – рассудительно сказал Санек. – Рано отдавать. Надо этого следака еще немного за салом поводить, чтобы уж наверняка… Только… это.., прибрать бы куда байстрючонка этого. Плохо, что он на хате у меня сидит. Опасно. Соседи там, да и участковый меня пасет.

– Ч-ч-черт, – сказал Званцев. – Вот так всегда, – пожаловался он Саньку, – когда торопишься: сядешь по-большому, а штаны-то снять и забудешь.

Санек, блюдя свое мелкоуголовное достоинство, сдержанно кивнул. Впрочем, Званцеву на его достоинство было глубоко начхать. Если бы Санек вместо солидного кивка разразился подобострастным хихиканьем, для Андрея Игоревича это не имело бы никакого значения: Санек был и оставался шестеркой независимо от того, как он пытался себя вести. Нравится ему строить из себя крутого мафиози – на здоровье, лишь бы работал и поменьше есть просил.

– Отвези его ко мне на дачу, что ли, – проворчал Званцев. – Только не в дом, на черта он мне там нужен, ублюдок… Весь фарфор мне перебьет. В старой бане его запри, понял? Кто у тебя там с ним сидит?

– Да полудурок этот, – махнув рукой, сказал Санек.

– Какой еще полудурок?

– Да Василек же, – пояснил Саня. – Трясется весь, как этот…

– Это правильно, – одобрил Званцев. – Все-таки знакомое лицо. Он его уже у себя дома видел, вот пусть и запомнит покрепче… Ты все понял?

– Чего ж тут не понять, – сказал Санек. – Волыну ему дать?

Званцев пожал плечами: на мелочи он отвлекаться не любил.

– Нет, не дам, – подумав, сказал Санек. – Отстрелит он себе яйца, чернильная душа, вот и все. Ну так что, ехать?

– Да, – сказал Званцев. – Действуй, Санек.

– Ага, – сказал Санек. – А за папкой когда?

– За папкой я как-нибудь сам, – ответил Званцев. – Этой папке цены нет, так что я уж лучше сам…

– Не доверяете? – набычился Санек.

– При чем тут доверие? – пожал плечами Званцев. – У тебя есть занятие – вот и занимайся. И потом, есть вещи, которые лучше не передоверять никому, если хочешь спать спокойно. Все, вперед.

Санек ушел. Званцев позвонил Оле и потребовал кофе. Время на то, чтобы не торопясь выпить чашечку, у него было. Он потягивал крепкую смесь, откинувшись в своем глубоком кресле и хмуря брови.

Званцев был недоволен. Вся эта свистопляска с киднеппингом была ему нужна как прострел в пояснице. Лопатина можно было бы дожать и без этого. Куда, спрашивается, торопится Агапов? Сам вызвал джина из бутылки, а теперь он, Званцев, должен этого джина заталкивать обратно. Нашел себе царя Соломона на твердой ставке…

Ну вот куда, спрашивается, девать этого мальчишку?

Мальчишка-то не маленький, все сечет, все запоминает: места, машины, лица…

Званцев даже закряхтел с досады. Саньку, видите ли, неудобно держать пацана у себя: соседи у него, участковый… Званцеву, конечно, удобнее.., мать твою! А ведь мальчишку придется убрать, с внезапной холодной ясностью понял он. Никогда этим не занимался и думал, что не придется. Солдат ребенка не обидит.., кто сказал? Забродов.

Опять Забродов, черт бы его побрал со всеми потрохами!

А если убирать пацана, то надо убирать и папашу.