— Ну, в путь, мужики. Отдохнули — будя. Как звать-то тебя? — обратился он к Середину.

— Олегом кличут.

— Садись, Олег, рядом. — Вьюшок уселся к веслу с правого борта, указал на доску рядом с собой. — Ну-ка, кажи руки.

Олег отложил лист лопуха, пристроил саблю в ногах, сбросил куртку и протянул ладони. Купец скривился.

— Да, греб ты не часто. Ладно. Взяли, мужики.

Весла дружно ударили в песчаное дно, выводя ладью на быстрину. Парус, полоскавший под берегом, вновь надулся, набрал силу. С берега махал вслед дедок, зайдя по колено в воду. Олег махнул в ответ, взялся за отполированное дерево весла.

— И-и, оп-та, — рявкнул Вьюшок, задавая темп ударам, — и-и, оп-та!

Поначалу весло рвалось из рук, но, поглядывая на соседей, Середин скоро приноровился к темпу. Все дружно сгибались над веслами и с натугой откидывались, посылая ладью вперед. Журчала за бортом вода. Вьюшок успевал считать, грести и следить за новичком. Мерный ритм гребли завораживал. Олег уперся взглядом в спину сидящего впереди мужика. Спина была мускулистая, загорелая. Меж лопаток стекали струйки пота, холщовые портки на бедрах намокли. Скоро Середин и сам почувствовал, что пот заливает глаза, сбегает, щекоча, по телу. Солнце било прямо в темечко, ветер, хоть и надувал парус, не пробирался между высокими бортами, и Олег с завистью поглядывал на кормчего: ветер трепыхал мужику рубаху, ерошил волосы.

Примерно через час один из гребцов с правого борта поднял весло над водой, закрепил и, пройдя на корму, сменил кормчего. Тот скинул рубаху, поплевал на ладони и уселся на его место. Вьюшок перехватил взгляд Олега.

— Ага, так и меняемся. День под парусом и веслами, ночь под парусом и в два весла — остальные спят.

— Круто, — качнул головой Олег.

— Зато быстро. Шибче нас до Киева никто не бегает. Едим в смену, по парам, харч общий. Так-то, Олег.

Середин попробовал поднапрячься, но Вьюшок придержал его, посоветовав беречь силы — до смены далеко.

— А коли сил девать некуда, так руки пожалей. Скоро до мяса сотрешь. У нас-то, видишь, какие, — купец показал ладонь с ороговевшими от весла мозолями, — мы к веслу привычные.

Гребцы сменялись по очереди: сперва человек с левого весла заступал на место кормщика, его менял гребец с правого борта. Середин прикинул, что его смена придет под вечер. Правда, удалось отдохнуть, когда подошло время перекусить. Сидевший сзади мужик хлопнул его по плечу, давая понять, что можно поесть. Вместе с Олегом от весла оторвался Вьюшок.

Они проследовали на нос, ведун развернул лист лопуха с рыбой, купец достал краюху хлеба, корчагу с квасом, жареное мясо. Середин взглянул на руки: на ладонях вздулись водяные мозоли, кожу саднило. Вьюшок взглянул, покивал головой.

— Сначала всегда так. Как мозоли лопнут — скажи, полотно дам перевязать. Не то до кости сотрешь. А чего рука повязана? — спросил он, кивнув на повязку, под которой был крест.

— Жилу потянул.

Они не спеша, но и не мешкая, взялись за еду. Олег развернул рыбу, жестом пригласил купца угощаться.

— Мне ведь не до Киева, — сказал он, промочив горло квасом, — у меня друг на ладье с Мешовцом плывет. Мне его повидать надо, а он, вроде, должен раньше Киева на берег сойти.

— Мешовец раньше вышел, но он на ночь к берегу пристает. Думаю, еще до Днепра достанем его. Ночью мы по парам гребем: четверо гребут, один вперед смотрит, остальные спят. Кормщик не нужен — ход небыстрый под двумя парами весел.

— Мужики не ропщут? — кивнул Середин на гребцов, которые, как заводные, сгибались и распрямлялись над веслами.

— Не. Знают — в Киеве отоспятся. Мне куда как тяжелее — я еще и торговлю веду. Но! Меньше народу — больше прибыль. Вот до того, как река станет, еще одну ходку сделаю, а там отдохну.

Доев рыбу, купец кинул кости за борт, вытер руки о порты.

— Ну, что, пошли, мужикам тоже поесть надо.

Они снова уселись за весла, Олег стукнул впереди сидящего по плечу, тот с готовностью вынул весло из воды, поднял и закрепил его.

— И-и, оп-та!

Под вечер пришла пора Середину встать к рулевому веслу. Он попробовал, как ладья слушает, выровнял ее по стремнине. Свежий ветер мгновенно высушил пот, и ведун облегченно вздохнул. С непривычки ломило плечи, ныла поясница. Мозоли на ладонях давно полопались, Вьюшок помог ему перевязать их полотном, и сейчас ладони зудели и чесались.

Миновали селение, где они с Невзором купили лодку и приспособили на нее парус. На берегу никого не было, даже дымок над избами не курился — в деревне ложатся рано. Ветер стал утихать, парус то и дело полоскал, то опадая, то вновь натягиваясь. Край солнца висел впереди над водой, и казалось, что ладья плывет прямо к нему, по золотой дорожке пытаясь догнать уходящее светило. Едва скрылся последний луч, как Вьюшок скомандовал спустить парус. Четверо гребцов втянули весла в ладью, споро спустили полотнище, подвязали к нижней рее и сели вечерять.

— Закрепи весло и давай на нос, — крикнул Олегу Вьюшок.

Середин вбил клин под рычаг рулевого весла и прошел вперед.

— Вот, смотри, — стал объяснять купец, — сегодня все просто: ночь лунная, так что все видать. Главное, топляк не пропусти, хотя на таком ходу не страшен, но весла поломать можно. Ну, и ежели кто с берега решит к нам в гости наведаться. Тогда всех буди. Сам-то, небось, саблей веселей машешь, чем веслом, а?

— Случалось, — кивнул Середин.

— Ага. Скоро тебя сменят — сядешь на весло, а к полуночи мы вас всех сменим — спать будете, а с зарей снова все на весла. Так-то.

Луна еще не взошла, а от звезд проку было мало. Середин, оглянувшись на гребцов, наговорил «кошачий глаз», и все вокруг будто осветилось зеленоватым светом. Река, словно извилистая черная дорога, лежала перед ладьей. Стена леса по берегам кое-где разрывалась пустошами и болотами. Олег слышал, как кто-то пробирается по лесу, скрадывая добычу. Кричали совы и филины; лягушки в камышах заканчивали концерт и вылезали на берег, погружаясь в короткую спячку. За кормой вставала багровая луна, такая огромная, что даже оторопь брала. Но по мере того, как она поднималась над горизонтом, ее диск принимал обычные размеры. Луна сбрасывала свой зловещий наряд, словно умывшись ночным воздухом, и вскоре уже белела, проливая на воду серебро…

— Эй, — окликнули Олега, — смениться бы пора.

Середин прошел к веслу, присел на доску, приноравливаясь к небыстрому темпу гребли. Держать весло в обмотанных тряпкой руках было неудобно. Хорошо еще, что ночь. А если днем, да грести в полную силу?

Постепенно он проникся уважением к своим спутникам, для которых тяжелая работа за веслом день и ночь не была в тягость. Манеры у всех были простецкие, что у купца, что у мужиков: малую нужду справляли с подветренного борта, а по большой — просто спускали порты, вывешивали задницу за борт и вся недолга. Работу они воспринимали, как должное: раз ладьи ходят по реке, значит, кто-то должен грести, ставить паруса, править, обходя мели и топляки. Работа не хуже и не лучше других, зато в стольном граде часто бывают. Родной Туров, небось, не сравнится с Киевом. Это если они из городища, а если из деревни какой, так и вовсе никакого сравнения.