Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я должен увидеть! – почти крикнул Адам.
Внезапно ему расхотелось ехать в Довиль. Единственное страстное желание – увидеть своими глазами.
Сами развел руками. Можно трактовать этот жест как “к сожалению”, но сейчас он означал только одно – само собой.
Они, перепрыгивая через ступеньки, взлетели по лестнице, ворвались в лабораторию. Адам сел к компьютеру – на экран уже был выведен протокол вскрытия. Люийе выстрелил себе в рот, смерть наступила мгновенно. Подробно описаны разрушения в мозге, и среди всего прочего отмечен необычный цвет uscinatus fasciculus.
– А почему изменения не видны на МРТ? – спросил Адам дрожащим голосом.
– Видны. Мы просто-напросто не обратили внимания. Если не искать, легко проглядеть.
Сами вывел на экран один из срезов и показал:
– Смотри… да, почти незаметно. Но это один из первых МРТ, еще до лечения. Потом наверняка стало хуже.
– Re-cognize усугубил процесс…
– Или сделал попытку отремонтировать…
– Если это найдет подтверждение у остальных убийц…
– Надо было быть тщательнее на вскрытии плохой мыши.
Плохой… неудачное слово. Мышь вовсе не была агрессивной и свирепой, ее сделал такой Re-cognize.
– Нужно срочно посмотреть протокол Ньюмэна.
– Да, но сначала Зельцера. Он же жив пока.
Адам вернул на экран французский протокол и долго вчитывался в сухие, стандартные строки. Невероятно! Сами нашел то, что они так долго и безуспешно искали.
– Смотри пока. Смотри и то, и это, а мне надо позвонить, – сказал Сами и пошел к выходу.
Адам, не оборачиваясь, кивнул.
Люийе покончил жизнь самоубийством. Почему – ни один человек в мире уже не скажет, тем более что нет никаких данных, кроме подтверждающего успешный результат суицида протокола патологоанатомического вскрытия.
Вот и вывод: можно получить больше информации от ежедневных бесед с человеком, чем от сотен этих исследований, МРТ и ПЭТ. Просто спрашивать: а как ты себя чувствуешь? Хорошо или так себе? По шкале от единицы до десяти.
И все же… открытие Сами – уже что-то. Нет, не что-то, а очень многое.
Адам посмотрел на мозг на дисплее и попытался вспомнить Франсуа Люийе. Наглухо застегнутая кофта, стариковская кепочка. Широкие, чуть сутулые плечи.
Внезапно Адам почувствовал себя убийцей.
Все эти ужасы – их рук дело.
* * *
Гейл открыла глаза и тут же закрыла, настолько ярким показался ей свет лампы на потолке. Ей стало холодно, и она мгновенно поняла почему – лежит на холодном линолеуме.
– Дорогая моя… что с тобой?
Рука Роберта у нее на лбу. Она опять решилась приоткрыть глаза – на нем все та же жуткая бескозырка.
– Что случилось? Ты ни с того ни с сего упала в обморок. Я за тобой такого не помню.
Гейл поискала глазами биту – лежит на полу рядом.
– Или решила поспать? – улыбнулся он. – Зря я тебя разбудил.
– Что… что ты собираешься делать? (Роберт посмотрел на нее непонимающе.) С этим… – Гейл показала глазами на биту, оперлась руками и села. В голове шумело. Должно быть, и вправду упала в обморок.
– А… Как это – что собираюсь? Ничего не собираюсь. Хотел тебе показать. – Он поднял биту. – Нашел в ящике. Это же бита моего отца! Он всегда мечтал научить меня играть в бейсбол, а я предпочитал сидеть дома и читать книжки. Глянь-ка, она подписана. Джордж Келл. Был такой знаменитый игрок в “Ред Сокс”. Отец наверняка заплатил за нее кучу денег.
– Роберт, четыре часа утра!
– Да… я знаю… – Он немного смутился. – Не следовало пить эспрессо на ночь.
– А это что?
– Где?
Гейл показала на бескозырку.
– А, нашел в барахле, память о моей флотской службе. Неплохо, правда? Я же сто раз рассказывал – отец. Раз с бейсболом не вышло, иди в армию. Вернее, во флот… Но что с тобой? Ты совершенно не в себе. Иди досыпай. Я тебя провожу.
Гейл постаралась успокоить дыхание. Не в себе – не то слово. Ей не было так страшно с детства, когда привиделась Черная Мадам в зеркале.
– Мне показалось… даже не знаю, что показалось. Вдруг стало беспокойно, и тебя нет. Боялась, с тобой что-то случилось.
Мне показалось, что ты хочешь меня убить.
– Нет-нет, ничего не случилось. Эспрессо, черт бы его побрал… Пойдем, я тебя провожу.
– А когда увидела тебя в этой бескозырке…
Она запнулась. Не объяснять же ему… Ей привиделось, что эта флотская шапочка появилась из могилы – покойный муж Майры постоянно носил такую же.
– Обычная папайка[37]. – Роберт пожал плечами, снял бескозырку и, не глядя, положил на полку. – Ты выглядишь испуганной. Наверное, кошмарный сон, так часто бывает. Сон забыт, а страх остался.
– Да, наверное.
Гейл осмотрелась – он вытащил на середину все ящики со старьем. Решил, видимо, разобрать и навести порядок. У него и раньше случались такие припадки чрезмерной аккуратности. Но сейчас ее муж прямо лучился энергией и жаждой деятельности.
Она несколько раз глубоко вдохнула, стараясь унять сердцебиение, и попыталась встать. Роберт протянул ей руку.
– Тебе надо лечь, – сказал он.
Гейл послушно кивнула. Такое ощущение, что подламываются ноги. Может быть, она и не теряла сознание, а просто потеряла равновесие – своего рода попытка к бегству. Если бы он и в самом деле хотел ее убить, попытка явно недостаточная.
– Дойдешь сама? Я тут приберусь немного и приду. Еще очень рано.
– Не беспокойся, дойду.
Она медленно поднялась по лестнице. Головокружение прошло, остались слабость и боль в бедре после падения. Странный вопрос: “Дойдешь сама?” Конечно же, он должен был ее проводить. Но ей не хотелось его обвинять. Откуда ему знать, что она пережила?
Погасила все лампы, кроме тех, что на лестнице, и забралась в постель. На всякий случай оставила гореть ночник на тумбочке.
* * *
Селия стояла, прислонившись к стене. Черные джинсы, черный свитер. Ноутбук под мышкой. Никакой сумочки, но это его не удивило – есть женщины, усвоившие мужскую привычку все рассовывать по карманам: ключи, бумажник, другие мелочи.
Она подняла глаза и улыбнулась.
Дэвид Мерино немного растерялся. Они так долго общались по видеосвязи – и вот она, живая, с бумажным стаканчиком кофе в руке и упавшей на щеку золотистой прядью. По всем законам природы надо было бы ее обнять, но он ограничился рукопожатием.
– Доктор Йенсен…
– Добро пожаловать в Бостон. – Селия продолжала улыбаться.
Если бы не этот стаканчик с кофе, вполне получилось бы дружеское объятие. Вроде бы дружеское… Удивительное дело – у Дэвида никогда не возникало трудностей при общении с