к плечу. Её спонтанное очарование отчего-то показалось Эрену порочным и коварным ― его переполнил гнев.

― Да скажи уже что-нибудь! ― Он схватил её за плечи и отрезвляюще тряхнул.

Она неохотно подчинилась, обратив к нему упрямый и в то же время извиняющийся взгляд.

― Да, я говорила с ним. И многое для себя решила.

― Ты. Совсем уже. С катушек слетела? ― отчеканил Эрен, пытаясь не сорваться.

― Пусти меня, ― тихо вымолвила Микаса, испугавшись того, как исказилось злостью его лицо.

Он глубоко вдохнул и отстранился, вжавшись в противоположную часть дверного проёма. Меньше всего ему хотелось кричать на неё и бросаться преждевременными обвинениями. Эрен поглядел сквозь задремавшие поля в сторону пологого холма ― туда, где с воплем дрожал над пропастью его едва зародившийся рай.

― Я хочу быть с ним. ― Не говорила ― разрубала в полёте клинками. Начисто. Насмерть. Как одни лишь Аккерманы умеют. ― Я давно хочу быть с ним. И сегодня он сказал, что исполнит это желание. Сказал, что даст мне всё. Разве я могла отказаться от того, чего хотела всю свою убогую жизнь?

Эрен просидел у клятой двери два часа и не собирался обманывать себя: он прокручивал в голове и этот сценарий ― самый невозможный из всех. Его Микаса и этот непонятный тёмный человек? В каждом их прикосновении ему с детства чудилось нечто противоестественное. Нечто похожее на крушение, на гибель. «И я сдаюсь под твоими чарами…» ― пел в памяти Эрена надломленный голос Дементьева, избежавшего смерти милостью обворожительной девчушки.

― Но ведь ты сказала… мы ведь собирались… Да что ты вообще о нём знаешь? Он поломанный взрослый мужик, который старше тебя вдвое. ― Эрен сам не верил в то, что ещё не потерял самообладание и обращался к её рассудку. ― Скажи, чего он обещал тебе такого, чего не могу дать я? Денег? Забрать тебя из дома?

― Да. Обещал. Всё это. Но дело не только в его деньгах.

― Хочешь сказать, что любишь его? ― Эрен нервически усмехнулся, и от выступившей на глазах влаги его радужки окрасились в яркий изумруд. ― Тебе самой не смешно?

― Хочешь рассказать мне о моих же чувствах? ― ядовито передразнила его Микаса.

― Хочу тебя понять. Я знаю, что ты не любишь меня. Что я не герой твоих мечтаний. Но также знаю, что все эти годы ты оживала, когда мы проводили вместе время. Я, типа, гордился этим, понимаешь? У меня ни талантов, ни каких-либо выдающихся способностей, но я гордился тем, что мог делать тебя хоть чуточку счастливей. Ты ведь всегда приходила ко мне с чем угодно. И сейчас можешь. Потому что я по-прежнему твой лучший друг! Пускай я ещё грёбаный школьник, у которого за душой ни гроша, но, если тебе так нужны ёбаные деньги, я заработаю их для тебя! Да я что угодно сделаю, слышишь?!

«Ну почему ты вечно такой? Упорствуешь без конца, никого не слушаешь. Господи, зачем я тебе нужна? Во мне столько мерзости, что ты просто не сумеешь её переварить! Кто-то столь чистый душой не может быть с такой развращённой тварью, как я. Поверь, я окажу тебе услугу, избавив от такой гнусной эгоистки».

― Я тоже знаю тебя, Эрен. Знаю, что твои крики ― ребяческая бравада. А у меня нет времени ждать тебя. Да и вряд ли мне это нужно. Потому что я хочу быть с ним, а не с тобой.

Микаса с ужасом наблюдала, как потух огонь в его горящих глазах и в чертах залегла знакомая вековая печаль, которую она прежде наблюдала лишь украдкой. Едва пролившиеся слёзы высыхали на загорелых щеках. Эрен похлопал по карманам джинсов и подрагивающими руками достал пачку сигарет с зажигалкой. Как только он наполнил свои лёгкие никотином, Микаса заметила на его лице тень кратковременного удовлетворения.

― Он принуждал тебя? ― Ещё одна попытка снять с неё вину.

― О чём ты вообще? Я пошла в его дом, потому что только он мог дать ответы на мучившие меня вопросы. Я хотела разобраться в чувствах к нему. Хотела удостовериться, что он ― решение всех бед. И я получила то, за чем пришла.

― И наплевала на то, что говорила мне вчера? Наплевала на наши планы быть вместе.

― Я никогда ничего тебе не обещала. Наоборот ― просила не притворяться моим парнем.

― Хорошо, пусть так. Но мы всё равно могли решить твои проблемы, не появись этот долбанный Дементьев. Потому что, как только ты намекнула, что перевезёшь ко мне свои вещи, я почувствовал ответственность за всё, что происходит. Твою мать, да как ты это ни обзови, мы собирались строить отношения! ― Его голос охрип. Над Эреном повисли усталость и бессилие. Он видел в Микасе борьбу, но не мог пробиться сквозь её упрямство.

― Ничего бы мы не решили. Просто отсрочили бы неизбежное. После возвращения домой отчаяние всё равно привело бы меня к нему.

― Отчаяние привело… Отчаяние заводит людей в темноту и пустоту. А он ― воплощение и того, и другого.

Эрен озлобленно вдавил окурок в балюстраду.

«Я принимал за аксиому твою преданность. Вспоминал, как ты терпела мою грубость и зависть, желая оставаться рядом, несмотря ни на что. Я не подозревал, что ты можешь быть настолько жестока со мной… Но он это видел давно. Видел тебя ясно, как на ладони. Он так и сказал ― что ты растопчешь меня… За чем я гнался всё это время? За собственной выдумкой? Личность состоит из воспоминаний, но я перестал придавать значение тому, что твоей памяти больше нет. Значит, и той тебя больше нет?.. Какие жалкие мысли! Столкнулся с препятствием и сразу хвост поджал. Нытьё слабака и унылое враньё! Я давно не делю ни тебя, ни своей любви. Ведь когда я вгляделся в твои черты, то увидел, что в них была прежняя ты и ты, которую мне ещё предстоит узнать».

Ночью он лежал в одиночестве на той самой кровати, где они с Микасой прожили маленькую жизнь. Воздух всё ещё был пропитан ароматами полевых цветов, что раскидали душистые лепестки вокруг ваз. Эрен не раздевался и не забирался под одеяло: уставился в верхнюю часть открытого окна и наблюдал, как клубки сигаретного дыма уносятся прочь, гаснут в пасмурной тиши. Ему чудилось, что если он поднимется и стащит с себя одежду, его окровавленные внутренности