творческой природой, он, нисколько не поступаясь содержанием, придает ему безупречное выражение, которое так восхищает нас в драме. Подобное ощущение наслаждения формой дает любое произведение искусства. Когда мы рассматриваем творения великих зодчих, например, Парфенон в Афинах или здание Адмиралтейства в Петербурге, нам вряд ли приходит в голову, что эти великолепные сооружения – в такой же мере плод строгого самоограничения, как и свободной фантазии создавших их художников. Лаконичность, соразмерность, симметрия, четкий ритм, строгий порядок ордеров – все это непререкаемые каноны архитектурного классицизма. Они не являются абсолютными, раз навсегда установленными законами архитектуры – зодчество знает и другие направления и стили, но они и не противоречат этим извечным законам (а они, по Витрувию, таковы: прочность, польза, красота) и являются одной из форм их выражения. Кваренги и Росси как раз и восхищают нас тем, что гениальные замыслы воплощены ими в формах, исполненных гармонии и порядка; существование определенных правил не сдерживало, а направляло их вдохновение.

Драматургия в известном смысле сродни архитектуре: то же тяготение к упорядоченности, к продуманности, соразмерности, то же внимание к конструкции, та же потребность в точном расчете, та же необходимость в знании технологии, владении ремеслом. Неизбежность опор, балок, сводов и связей не сужает диапазон возможностей художника, а, напротив, расширяет их: конструктивные элементы, становясь объектом творчества, превращаются в эстетические.

Прирожденного драматурга нисколько не стесняют законы жанра, он чувствует себя в их стихии уверенно и естественно. Писатель же, тяготеющий к лирике и повествованию, воспринимает законы драмы как нечто искусственное, непонятное, труднопреодолимое и ненужное, не понимая, что именно правила, ограничения и законы отделяют драму от других родов литературы и придают ей рамки, формы и признаки, которые и позволяют ей называться драмой.

12. Стиль и жанр

Драма – это модель всего мира в целом. Моделирование действительности реализуется драматургией очень разными методами, которые обусловливают многообразие форм драмы.

Попробуем выявить некоторые способы отражения жизни драмой путем сравнения ее с живописью. («Мы должны заботиться о расширении сферы наблюдений над аналогиями в различных искусствах, – пишет С. Лихачев. – Поиски аналогий – один из основных приемов историко-литературного и искусствоведческого анализа».) Я избираю этот путь не ради строгости выводов, но ради их наглядности, тем более что существование некоторой близости между пьесой и живописным полотном в методах отражения действительности не является столь уж большой натяжкой. Недаром картины художников академической школы ассоциируются со сценами из классицистических трагедий: та же продуманность, соразмерность, возвышенность, те же античные персонажи, то же благородство выражения. Удивляться тут нечему: художники и драматурги руководствовались одними и теми же эстетическими принципами. Но иногда такая связь бывает более конкретной и вполне осознанной. «Я старался разрабатывать свои сюжеты как драматург, – писал Хогарт. – Моя картина была для меня сценой, мужчины и женщины – моими актерами, которые с помощью определенных жестов и поз разыгрывают пантомиму». И знаменитый английский художник добился своей цели. Неслучайно уже в новое время по его циклу картин «Карьера шлюхи» создано театральное произведение.

Работа за мольбертом и за письменным столом в самом деле имеет многие сходные задачи. «Лицо, душа человека, драма жизни, впечатления природы, ее жизнь и смысл, дух истории – вот наши темы», – писал И. Е. Репин И. Н. Крамскому 31 марта 1874 г. И в картине, и в пьесе есть сюжет и композиция; художник, как и драматург, стоит перед проблемой выбора персонажей, времени и места действия. Для того и другого важное значение имеют точно найденная деталь, настроение («атмосфера») произведения, способы характеристики основных и второстепенных действующих лиц, умение сфокусировать внимание зрителя на главных событиях и персонажах и т. д. И того и другого интересует внутренний мир человека («Хороший портрет есть драматическая биография модели, раскрытие естественной драмы, свойственной каждому человеку», – пишет Бодлер). Изучение с этой точки зрения полотен великих живописцев было бы интересным и весьма познавательным для каждого драматурга.

Однако наша краткая прогулка в картинную галерею предпринимается с одной-единственной целью: проиллюстрировать с ее помощью разные методы отражения драмой действительности.

«Сватовство майора» П. Федотова: промотавшийся дворянин хочет поправить дела с помощью выгодной женитьбы. Близость творческих приемов художника и драматурга предстает здесь в обнаженной форме. Так и хочется схватить перо и начать писать: «Сватовство майора», комедия в трех действиях. Действующие лица: Максим Федотыч, богатый купец; Авдотья Максимовна, его дочь; Пелагея Ниловна, его жена; Панкратьевна, сваха, и т. д. Характеры персонажей рисуются нам с удивительной четкостью. Бравый майор жил вольготно и весело, кутил, играл в карты, волочился за женщинами, пускал пыль в глаза, влезал потихоньку в долги… И вот теперь он лихо, но в то же время чуть смущенно крутит длинный ус, ожидая встречи с невестой. Скоро из его уст польются цветистые банальные комплименты – записать их не стоит никакого труда (недаром Федотов часто сопровождал свои картины текстом – диалогом действующих лиц).

С той же поразительной ясностью мы представляем и туповатую жеманную невесту, и хитрого папашу, и пронырливую сваху, и всех прочих участников этого события. Богатая, но безвкусная обстановка, броские женские туалеты, вульгарный жест матери, образа на стене, придавленное темное помещение – все это не хуже, чем любой текст, говорит о вкусах, нравах, воспитании, манерах, привычках и укладе жизни героев. В определенном смысле эта картина – эталон того, как надо писать пьесы. Каждый персонаж с помощью бесчисленных мелких штрихов обрисован удивительно достоверно и точно. Каждый из них очень индивидуален перед нами не офицер вообще и не купец вообще, а именно этот майор и этот купец. Но как раз через индивидуализацию образов наблюдательный художник добивается их широкой типизации и обобщения. Бытовая сцена становится картиной жизни, отражением социальных явлений. Нет никаких сомнений и в характере жанра (в театральном понимании) этой картины: перед нами реалистическая сатирическая комедия, не слишком злая, не обличительная, но достаточно насмешливая. Нетрудно найти ей вполне равнозначный литературный аналог: это, конечно, драматургия Островского.

Примеры произведений, подобных картине Федотова, неисчислимы. Сходная система отражения реальности преобладает в драматургии нового времени. Такие пьесы называют иногда «кусок жизни», потому что их герои думают, говорят и поступают «как в жизни». Драматурги-натуралисты, разумеется, отбирают и перекомбинируют элементы реальности, однако получаемые ими сочетания также жизнеподобны. И персонажи, и их коллизии конкретны, индивидуальны, узнаваемы. Если автор пьесы владеет своим ремеслом, мы будем довольно ясно представлять, где и кем герой работает, сколько ему лет, какое у него образование и семейное положение, какова его биография и т. д. Поведение персонажей в силу их узнаваемости способно вызвать в