Наверное, пока у меня не хватит на это смелости…

— С тобой все хорошо? — спрашивает Мир, но я каким-то странным образом пропускаю этот вопрос мимо ушей. — Ань, я не умею читать мысли. Что случилось?

— Прости… Прости… Я сегодня немного не в себе, — переплетая наши пальцы, с трудом подбираю слова.

— Это из-за…

— Нет! — тут же обрываю Мирона. — Не смей даже думать об этом! Ночью все было прекрасно. Мне было очень-очень хорошо с тобой. Просто… — в голове проносятся сотни ужасных мыслей, которые я никак не могу обуздать. — Дашь немного времени? Мне нужно в себе разобраться.

— То есть… Объясни, что это значит? — Мир тут же меняется в лице и одергивает руку, перемещая ладонь на коробку передач. Скулы начали ходить ходуном, а карие глаза цвета горького шоколада стали на несколько оттенков темнее. — Как это, блядь, понимать, а? Что значит: «Мне нужно в себе разобраться»?

Вжимаюсь спиной в сиденье. Кусая до боли губы, прогоняю страх. Но от него так просто не уйти и не спрятаться. Он быстро просачивается в каждую клеточку тела, словно червь, который порабощает наш мозг и управляет нами.

— Мои родители… Они хотят… Нет… Они даже настаивают на том, чтобы… Боже… — пытаюсь дышать глубже, чтобы успокоиться, но меня всю трясет.

— Говори уже! Я начинаю нервничать. Закипаю, Тихоня. Не тяни! — рявкает Мирон, занимая на парковке студенческого городка место под номером «66/6».

«66/6»…

Три шестерки. Число зверя.

Уверена, это какая-то игра судьбы.

— Ладно, проехали… — чтобы не зацикливаться на числах и еще больше не накручивать себя, позволяю отпустить ситуацию хотя бы до вечера. — Мир, ты главное помни, что ты самый-самый. Лучший. Мой.

— Ты меня пугаешь, сладкая, — хрипит Савельев, воруя короткий поцелуй. — Ань, если тебе нужно с кем-то поговорить, я готов выслушать.

— Нет, все в порядке, — продолжаю проталкивать ложь. — Погода просто унылая.

— Тогда после универа поедем в кино, — говорит Мир, а сам явно думает о чем-то другом, потому что его ладонь скользит по моему бедру, пробираясь под платье. При этом Савельев так смотрит на меня, что я краснею, и мне кажется, что в его зрачках отражается вся вселенная. — Там, говорят, потрясный мультфильм идет… — отодвигая белье, пальцами касается чувствительной плоти. — Я, пожалуй, выкуплю все билеты и разложу тебя на каждом кресле этого гребаного зала.

Между ног моментально становится влажно. Мир, конечно же, это чувствует. И, раздвигая складки, раскатывает смазку, вызывая у меня дрожь. Задерживается на особо чувствительной точке. А когда я роняю стон, затыкает меня поцелуем.

— Кончишь? — шепчет мне в рот, усиливая давление пальца на клиторе. — Хочу слышать…

— Только не здесь, — пытаюсь свести ноги и одергиваю платье. — Не здесь… Хорошо?

— Бля, у меня от тебя башню сносит. Как только вижу, мозг вырубается! Аня… Тихоня… Сладкая… Особенна… Я люблю тебя, ты же помнишь? — интонациями столько нежности выдает, что я готова забить на учебу и уехать с ним туда, куда пожелает.

— Помню, — целуя Савельева в губы, в нос, подбородок, скулы, не могу им надышаться. — Мирон, только сегодня встретиться не получиться. Можем перенести встречу на завтра?

— Не вопрос, сладкая.

Весь день я избегаю Мирона. Ссылаюсь на какие-то дурацкие дела по типу: мне надо в библиотеку, нас вызвал декан или: «Извини, но мне надо готовиться к практическому занятию». А все потому, что стыд и совесть пожирают меня изнутри.

Не знаю, как я буду дальше смотреть Миру в глаза. Умом понимаю, что должна признаться, все ему рассказать, иначе просто не выдержу. Но я не могу… Не могу подойти и так просто заговорить с ним. Как вы себе это представляете?

«Мирон, привет! Ты знаешь, кто в будущем станет твоей женой? Нет? А я вот знаю не только, как будут звать моего мужа, но и как он выглядит».

Ужас! Мерзость. Тошнота!

А в конце последней пары и вовсе отпрашиваюсь на десять минут пораньше, чтобы Савельев не увидел того, как я сажусь в машину к другому…

Бегу, не разбирая дороги. Плевать, как это выглядит. Сейчас главное — уехать отсюда как можно быстрее. И вот когда я уже пересекаю территорию студгородка, оказываясь около машины Плутоса, внутри меня разыгрывается ярый протест. Я не хочу с ним ехать! Я не хочу даже говорить с этим мужчиной! Но все же с огромным трудом выдавливаю из себя улыбку и принимаю чертовы цветы. Со стиснутыми до боли зубами обмениваюсь приветствием и позволяю открыть для меня переднюю дверь автомобиля.

Замешкавшись на пару секунд лишь только для того, чтобы снова сделать глубокий вдох, чувствую, как в моей спине образовывается огромная дыра. Она медленно расползается по всей поверхности, жжет и пульсирует. Но я не оборачиваюсь. Знаю, кто стоит позади.

— Аня! — Мир таким тоном произносит мое имя, что в жилах кровь стынет.

Я ощущаю его взгляд кожей. Я чувствую его телом.

Прижимая цветы к груди, делаю разворот на сто восемьдесят градусов и сталкиваюсь с такой тьмой, что ад может показаться уютным местечком. Меня словно опустили на самое дно, пробуждая все мои страхи.

Сердце превращается в гранату, сорви чеку — рванет, подорвав все вокруг. Все тело простреливает трожь, и пульс долбит. Под действием убийственной дозы адреналина вся сжимаюсь. В меня будто тысячи мелких осколков врезаются, без обезболивающего потроша плоть.

Сильнее впиваюсь пальцами в дверь автомобиля и с жалостливым выражением лица едва заметно мотаю головой.

«Не останавливай меня. Не догоняй. Позволь уйти сейчас»…

— Аня, как это понимать? Ты ведь это не всерьез? — цедит сквозь зубы Мир, играя желваками. Застыв в метре от меня, отражает знаки и всем видом показывает, что не будет никакого компромисса. — Ты, блядь, с ним уезжаешь? — смотрит так, будто бы видит насквозь.

Я лишь открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. В груди мерзко ноет, а ненависть к своей слабости и бесхребетности растет в геометрической прогрессии. Как можно быть такой безвольной?

— Молодой человек, вам что-то нужно? — привычно сдержанно и, как всегда, не вовремя вмешивается Плутос.

— Мирон, давай не сейчас… — шепчу задушено, забывая моргать. Голос глохнет и все слова кажутся тупыми и хриплыми. — Мне нужно ехать.

Кивнув Албанцеву, собираюсь сесть в машину, как вдруг Мир резко ловит меня за руку и, швырнув букет на асфальт, при этом дважды придавив его кроссовком, оттаскивает от машины.

— Никуда ты с ним не поедешь! — агрессивно рычит Савельев. Замечаю, что колошматит его ничуть не меньше, чем меня. — Тихая, блядь! Скажи, хоть что-нибудь! Я же…