тебя… — хриплю, выдавая потребность. — Снимай все, маленькая. На тебе это тряпье лишнее. Платье, трусы… Все, нахуй, снимай, — дергая молнию, бесформенная вещь, скрывающая шикарные изгибы женского тела, падает на пол. Следом летит и белье. — Моя. Особенная, — озвучиваю на подъеме эмоций, будто напоминаю Ане, кому она принадлежит.

— Только твоя, — задыхаясь, шепчет Тихоня. Трясущимися руками стягивая с меня толстовку, дергает пояс спортивок. Торопится, словно боится не успеть, опоздать…

Лаская мое напряженное тело, Аня впивается ногтями в плечи, продирает кожу, и я слышу, как громко стучит ее сердце. Черт, это сильнее сводит меня с ума, сильнее провоцирует зависимость и лютую ревность к ней.

Мы стоим на пороге квартиры, а вокруг нас все кружится. Это больше, чем близость, это будто борьба, где каждый пытается доказать свое превосходство. А я всего лишь хочу, чтобы Аня любила меня так же сильно, как ее люблю я.

Мы оба на грани… Оба сгораем. Оба отдаемся друг другу без остатка.

— Аня… — подхватив Тихоню, усаживаю ее на широкую полку, наплевав на то, что на ней стоят все мои кубки. Тараню членом ее промежность, головкой раскрываю половые губы, смазку раскатываю, ощущая, как там все хлюпает, и пристраиваюсь к узкому входу. — Сделаем это… Давай же… Будь моей до конца… — легонько толкаюсь, но дальше положенного не захожу. — Трахать… Ебать тебя хочу…

— Рано… Рано, Мирон, — протестует недотрога, в ужасе распахивая глаза, и сама тянется к члену. Ручкой его обхватывает и принимается дрочить. Наслаждение от этого зрелища меня накрывает с головой. Какой бы невинной скромницей Аня ни была, я вижу, как темнеет ее взгляд от похоти и удовольствия, как она жадно впитывает наше слияние.

Наблюдая, с каким азартом новенькая тискает мой член, до предела возбуждаюсь. Ловлю ее вторую руку и силой прикладываю к влажной и припухшей киске.

— Ласкай себя, — выдаю команду, не принимая возражений. Аня, конечно же, упрямиться, тогда я сильнее прижимаю ее ладонь к промежности. — Ласкай! Хочу это видеть.

— Мирон, я… я не могу… — задыхается малышка. Вижу, как она краснеет и смущается. Борется со своими внутренними демонами.

— Можешь, сладкая… Касайся себя, чувствуй, изучай…

Нехотя, но подчиняясь, мой порочный ангел сначала сжимает клитор, а потом принимается пальчиками вырисовывать на нем круги. Аня ласкает себя нежно, осторожно, прислушивается к собственным ощущениям и делает это чертовски сексуально. А я, словно завороженный, смотрю на ее голое тело, на красивое лицо, которое становится все более и более возбужденным.

— Дааа… Ебабельная моя… — все, что могу сказать. — Тебя трахать и трахать…

Знаю, подобная грубость сковывает Аню, но не сейчас. Кажется, что она от этих грязных слов еще больше заводится.

Пухлые губы моей несговорчивой принцессы слегка приоткрыты, грудь колышется, а пальцы уже смелее теребят чувствительную плоть. С каждой секундой Аня все громче и громче стонет, забывая о приличии.

От возбуждения ее дыхание становится прерывистым, в глазах появляется безумие. Взгляд скромницы-Тихони направлен на член, который она с таким энтузиазмом надрачивает. И как тут держаться, когда она такое вытворяет? Как долго я смогу терпеть?

Не в силах больше сдерживаться, резко сжимаю волосы Ани на затылке и толкаю язык в ее рот.

— Не останавливайся! Продолжай, — шепчу я. — Хочу, чтобы ты так кончила. Сможешь?

Отодвигаясь от Ани, но лишь только для того, чтобы видеть ее страсть, желание и возбуждение, перехватываю инициативу и начинаю дрочить сам, потому как Аня уже на грани, а мне хочется кончить с ней вместе.

Заставляя принцессу сильнее раздвинуть ноги, несколько раз шлепаю по промежности. Звонко. Пошло. С чавкающими звуками. Ощущая ее тягучую смазку, без труда проникаю пальцами во влагалище.

— Руку верни! — рычу, как только Аня убирает ладонь. — Ласкай себя… Не останавливайся. Ласкай, а я буду трахать тебя пальцами! — отбиваю, как какой-то псих.

Еще несколько движений и тело Тихони содрогается в сладостных конвульсиях. Я не могу отвести от нее взгляд. Мне хочется продлить эти ощущения, продлить ее оргазм, но сейчас это становится невозможным, потому как следом за ней кончаю и я, заливая спермой плоский животик и бедра.

— А теперь можно и поговорить, — шепчу, размазывая сперму по телу Ани: живот, сиськи, шея… Блядь, кайфую даже от этого! — Тихая, ты меня сегодня убила… — обнажаю перед ней душу, вываливаю все, что накопилось за несколько мучительных часов. — И теперь ты просто обязана объяснить, что за хрень учудила.

— Ты не поймешь, — эта фраза из уст Тихони, как новая форма пыток.

— Блядь, конечно же не пойму, если ты будешь молчать! — остро реагирую на ее слова. Стискивая узкие плечи, слегка встряхиваю шальную. Сука, неужели она не видит, как меня ломает! — Но… Я попытаюсь тебя понять, честно! Ань, я же люблю тебя. И видеть, как ты уезжаешь с другим — словно выстрел в упор. Я, блядь, дважды сдох за этот день…

А дальше Тихоня выдает то, от чего у меня замирает пульс и мир, перевернувшись, дает первую трещину:

— Родителя хотят, чтобы я и Плутос… — опустив глаза, кусает губы, не в состоянии подобрать слова. — Я обещала… Родители… Они думают, что мы с Плутосом однажды поженимся.

Перезарядка. Спуск предохранителя. Выстрел.

Все мое нутро разбрасывает по разным сторонам, а сердце, трепыхаясь где-то на полу, делает последние удары. Тук-тук… Тук-тут… Тук… Не думал я, что можно сдохнуть, но при этом каким-то чудесным образом продолжать существовать в гребаном мире.

— Что, блядь?! — кричу надрывно, а кажется, будто бьюсь в агонии. От этих высоковольтных звуков сам глохну.

— Но я не люблю его! — отражает все мои эмоции Аня. — Я буду оттягивать этот момент, слышишь… Мир… У нас еще есть время! — пытается поймать меня за руки, но я резко дергаюсь, как от удара током.

— Оттягивать? — клокоча от ярости, беру первый попавшийся кубок и швыряю его в противоположную стену. — Ты же понимаешь, что оттягивать всю жизнь не получится. Однажды тебя просто зажмут в угол! — делая паузу, даю себе возможность снова наполнить легкие кислородом. — Не встречайся с ним. Не говори… Блядь, да я сам больше не позволю тебе видеться с этим уродом!

Неконтролируемая дрожь разбивает тело. Мельтешит по всему периметру, раздражая кожу. Боль становится настолько нестерпимой, что я в какой-то момент издаю скулеж. Хочется просто вырвать из груди все, что сейчас не позволяет заблокировать чувства.

Меня лихорадит, все тело ломит. Я слышу, как трещат ребра, а воспаленные раны, нанесенные сумасшедшей любовью, сильнее кровоточат. И вокруг начинают сгущаться тени. Они медленно окружают меня со всех сторон и словно в кошмарном сне, заполняют собой все