Однажды я зашёл к нему домой, чтобы поговорить с ним, выяснить, что с ним происходит. Единственное, что Рахмон сказал мне: «Я должен помочь ему. Он голоден. Он страдает. Ему нужна помощь». И поверь мне, Азим, Рахмон не себя имел в виду, каким бы сумасшедшим не казался, — во встревоженных глазах, просящих ответа, отражался необъяснимый страх.

Азим озадаченно скосил взгляд на старосту, вспоминая рассказ о братьях. Кажется, Комил тоже упоминал о невнятном пении Акрама и Ситоры. Он начал догадываться, что могло произойти с аки Рахмоном, но вспомнив совет Комила, Азим не стал высказывать свою догадку.

— Я уверен, с ним всё в порядке, — «Ложь во благо», Азим не раз слышал этот термин, но не думал, что сам воспользуется этим трюком. С другой стороны, юноша не хотел огорчать аки Рашида ещё больше.

— Уже полтора месяца как его нигде нет, — сквозь ком произнёс Рашид. Его глаза поднялись на грудь Азима, но взгляд был пустым. — Я думал, что Рахмон мог скончаться, и недавно вместе с городской стражей вошли к нему в дом, — он отрицательно повёл головой. — Все его вещи были там, кроме него самого.

— Может, он получил письмо от родственников и уехал в Арруж? — предположил Азим, чтобы как-то подбодрить Рашида.

Это и в правду сработало! В глазах старосты зажглась искра надежды. Его выражение стало оживлённым. Он позволил себе слегка улыбнуться. Он почесал за ухом и удивлённо посмотрел на юношу.

— Ты прав, сын Аъзама. Как я мог забыть? Мне ведь говорили пару недель назад, что видели старика, похожего на Рахмона, за пределами города. Он держал путь на запад. Я отправлю письмо его брату в Арруж.

Рашид встал с колеса и вместе с Азимом направился к прогалине. К нему вернулась прежняя улыбка, и он даже пошутил насчет новичков.

Азим же за своей улыбкой скрывал сомнение — правильно ли он поступил? Правильно ли было вселять в этого доброго пожилого человека пустые надежды? Может, ему сказать правду? Порой, правда бывает не всем нужна. И в чем она заключается? Что, если аки Рахмон и в самом деле поехал в Арруж?

Мысленно юноша молил Всевышнего, чтобы так и было. Вслух же он попрощался со старостой, сел на кобылу и поехал в город…

Азим учился быстро и, с тех пор как начались поставки в Зебистан, Аъзам часто оставлял его на своём месте и доверял вести дела с местными перекупщиками. До этого Аъзам обучал сына и познакомил почти со всеми торговцами Ангурана и перекупщиками из других городов султаната.

Для наездников в городе были отведены отдельные улицы. Дороги на этих улицах покрыты низкой истоптанной травой, а некоторые дороги и вовсе представляют собой голую землю. Поскольку лошади не пользуются уборными и испражняются на ходу, их наездниками запрещено разъезжать на дорогах, вымощенных камнем.

Большинство дворов на верховых улицах были ограждены каменными стенами — одни высокие, другие низкие, обмазанные глиной или окрашенные в белый, бледно-жёлтый или в бледно-зелёные цвета. Административные здания были ограждены живой изгородью. На их территории были сады с высокими беседками. Жилые здания здесь были двух и трёхэтажные с крытыми или открытыми террасами и плоскими крышами. Внешний вид домов и их ограждений менялся, чем ближе Азим подъезжал к проспекту Хоруна. У богачей дома заметно отличалась внешней отделкой.

Азим спешился у красной стены, высотой в два газа, с плотно вделанными тёмными и бежевыми разбитыми камнями, размером с его ладонь и больше. Под стеной был узкий пустой палисадник. Справа были ворота из тёмно-коричневого дерева, резьба на них изображала пауков, скрывавшихся в витиеватых кустах. Слева, у самого края стены, в пяти шагах от палисадника стояла колонна-коновязь. Азим привязал кобылу и дальше пошёл пешком.

Азим свернул направо и по узкому переулку прошёл двадцать газов и свернул налево, на восток. Через несколько газов он перешёл дорогу и остановился у поворота другого переулка. Ещё тридцать газов, и он выйдет на садовую площадь, которую называют «Проспектом Хоруна». На него напало странное чувство. Он колебался сделать шаг в сторону проспекта. Он задумался, бесцельно глядя на бледно-красную стену с коричневыми каменными пилястрами. Справа, в десяти газах, была серо-зелёная стена, и переулок между ними был скрыт живым навесом из виноградных лоз на деревянной решётке. Азим поднял голову — листья давно опали, а грозди собраны ещё раньше. Глядя сквозь ячейки и лозы на зеленовато-голубое небо, юноша не мог понять, с чего вдруг его сердцу стало тесно в груди. Оно колотилось словно канарейка, пытающаяся вырваться из клетки. Азим глубоко вздохнул и решительно шагнул вперёд.

Отец наказал ему быть построже и доходчиво объяснить озабоченность Торгового совета своеволием перекупщиков. Потому Азим обдумывал в голове манеру, с которой будет общаться со здешними торговцами.

Проспект представлял собой широкое кольцо, обрамляющее фруктовый сад султана, площадью в два квадратных фарсанга. С внешней стороны кольца к проспекту примыкали десять переулков, крытые виноградной лозой. Азим не спеша вышел из одного такого переулка и вступил на широкую пешеходную дорожку. Камни, вымощенные на этой дорожке, изображали волнистый узор виноградной лозы с пышными зелёными листьями и лиловыми гроздьями. Слева, в сорока газах от него, был ещё один переулок. Сразу после него, вдоль стен разной высоты, за которыми возвышались либо безлиственные кроны, либо роскошные дома, стояли торговые шатры, лавки и ларьки.

— Салом, Джамшед-ака, — сначала Азим подошёл к тёмно-лиловому шатру.

— О, сын Аъзама! — луноликий торговец корнеплодами отдал сетчатый пакет с картофелем и луком мужчине в богатых алых одеяниях и шагнул навстречу юноше. — Будь здоров, — торговец пожал Азиму руку и хотел резво покачать их рукопожатием, но заметив, что юноша как-то странно оглядывает его шатёр и соседние лавки, опустил руку.

Ростом Джамшед был выше Азима на пол головы, а из круглого у него было не только лицо, но и всё упитанное тело. Он был в синем тёплом чапане с голубой вышивкой. Под ней у него была плотная шерстяная рубаха.

— Я, вроде, не делал заказов. У меня… а… пока всё есть, — оглянувшись на свой шатёр и с недоумением ухмыляясь, сказал он Азиму.

— Я здесь по поручению отца, Джамшед-ака, — сдвинув брови, сказал Азим, глядя ему в глаза.

Это уже стало интересно. Его смуглое лицо, обрамлённое бородой, задавалось вопросом. Он склонил голову набок и хотел было спросить, но Азим опередил его с ответом.

— Поступили жалобы о том, что ваши цены значительно выше, чем на главном рынке, на четыре-пять десятков, — Азим обвёл взглядом лавки рядом с шатром. —