— Чем больше знаешь тайн, тем меньше ты нужен живым.

* * *

«Лев загрызёт петуха в один миг — такова его природная сила. А каков характер? Петух даёт своим курицам и цыплятам поклевать зерно первыми, лев ждёт позволения львицы. Характер — истинная сила мужчины».

Хранители знаний: «Мемуары султана Зухура»

С наступлением зимы уже весь город знал, что Азиму дан свободный выбор. Молва об этом вышла уже за пределы Ахоруна. Все, кому не лень, нагло спрашивали, когда же он сделает свой выбор. Изо дня в день, повторяющиеся вопросы, всё больше подталкивали Азима на размышления. На улицах Ангурана и на базарах юноша задумчиво смотрел на молодых девушек. Он изучал их поведение, манеру общения, решая для себя, какой должна быть его будущая жена. Вомик, к которому Азим приходил по поручениям отца, всё чаще намекал ему на свою дочь. Как-то раз Азим увидел Малику на рынке Голиба и пригляделся к ней. Миловидной девушке было семнадцать лет и всегда ходила со взглядом, опущенным к долу.

— «Может, мне поговорить с ней? Узнать её по лучше? Вдруг я ей не понравлюсь?»

Иной раз Азим думал, может ему найти невесту похожую на его мать — милую, заботливую и умеренно строгую?

Азим не знал, что ему делать, но был уверен, что времени у него ещё много.

Девушки в Ангуране красивые, улыбчивые. Есть робкие, скромные, есть и кокетливые, и игривые. Все они разные, но как говорят бабушки, двое из десяти схожи друг на друга поведением, нравом или даже голосом.

Вспоминая об этих словах, Азим с улыбкой вспомнил и о Комиле, который часто приводил в пример подобные бабушкины суждения. После поездки в Мирас он редко видел Комила. В последнее время Комил был занят своей свадьбой. Азим виделся с ним две недели назад. Он был одновременно рад и взволнован. По поручению Аъзама они вдвоём проверяли груз, отправляемый в Расулабад…

Иногда Азиму даже в присутствии Комила было сложно работать. Люди, узнав его, старались завоевать его внимание, хвастая своими дочерьми или племянницами. Горькая правда в намерениях таких людей заключалась в том, что некоторые из них ищут собственную выгоду в браке своих детей, и не думают о том, будут ли их дети счастливы.

«Любовь придёт со временем», — таков был лозунг этих людей, и Азиму приходилось часто это слышать.

Другая горькая правда в том, что любовь не всегда приходит потом. Она может и никогда не прийти. Нужно быть мудрецом, чтобы понять это, но беда в том, что даже мудрецы иногда игнорируют этот очевидный факт — им бы выдать дочь за состоятельного и обеспеченного жениха.

Хоть Азим уже и начал задумываться о выборе, для наглецов у него был один ответ: «Я не спешу с этим».

Этим холодным утром Азим проснулся рано. Работа и постоянные намёки о выборе перемешались у него в голове и не давали ему спокойно спать. Благо, родители не докучали с этим вопросом.

Огонь в очаге в их с братом комнаты давно погас. Шторы были сдвинуты. За окном было светло, хоть солнце ещё не взошло полностью над восточным горизонтом. Его свет проникал в комнату и окончательно пробудил Азима. Он встал с постели и подошёл к кровати брата. Азим хотел разбудить Рауфа, но тот что-то проворчал про тренировку, повернулся на другой бок и закутался в шерстяное одеяло. Азим разжёг новый огонь в очаге, чтобы его брат не замёрз. После нескольких серий отжиманий и приседаний Азим спустился вниз, где на кухне его родители шутили и тихо смеялись, чтобы не разбудить детей.

Последние три месяца, после налаживания торговли с Зебистаном, Азим всё больше гордился своим отцом. Аъзам смог договориться с послом падишаха о торговле в Расулабаде и Чехре. Они договорились об одной седьмой от прибыли, а по приезду уговорили султана брать с них плату за аренду лодок и одну десятую от годовой прибыли. Зная жадность султана, все были удивлены, что Аъзам смог договориться с ним. Своим сыновьям он всегда говорил, что зебистанцы не просто их соседи, а друзья и даже братья. У них с ахорунцами одни общие предки. Аъзам признался сыновьям, что именно этими словами ему удалось уговорить султана. Его светлость не хотел выкупать весь товар у Торгового Совета и по завышенной цене продавать его Зебистану, потому и прислушался к совету Аъзама. А недавно Аъзам пришёл домой с очень хорошей вестью. На следующий Навруз султан обещал назначить его Визирем торговли. Эта должность была вакантна во дворце с тех пор, как пятнадцать лет назад бывший визирь торговли скончался от Зелёной хвори.

Заметив старшего сына, Аъзам намекнул об его присутствии жене и сел за обеденный стол.

— Доброе утро, — Азим поздоровался с родителями.

— Доброе, — ответила Зарина. В тёплом красном платье она стояла у кухонного очага и варила рисовую кашу и пекла тыкву. Коричневая шерстяная безрукавка скрывала оранжевые розетки её платья, от которых к рукавам тянулись зелёные побеги. — Иди умойся и возвращайся к столу, завтрак уже готов, — повернувшись к сыну, сказала она.

— Доброе утро, Азим. Рауф не проснулся? — спросил Аъзам.

— Нет, — ответил Азим. — Он, похоже, сильно устал после вчерашней тренировки… Я скоро вернусь.

Азим вышел из дома и направился в дворовую ванную. Совершив утренний туалет и омовение, он вернулся в дом, где его мать снова смеялась от шутки отца — Зарина сияла, как восходящее солнце. Азим всегда восхищался взаимной любви своих родителей, и брал с отца пример того, как нужно будет общаться со своей женой. При этом, юноша сел за стол и, глядя на отца, надеялся, что тот не спросит у него о выборе.

Завтракали они втроём. Рауфа будить не стали — у младшего сына своё расписание. За столом они практически не разговаривали. Завершив завтрак молитвой и, обведя лицо руками, Аъзам обратился к сыну:

— Мне нужно, чтобы ты отправился сегодня на посевные поля и проверил, как идут приготовления к весне.

— Хорошо, отец. Помогу матери на кухне и пойду, — заверил Азим.

— Кстати об этом, — Аъзам многозначительно посмотрел на жену. — Прошло восемь месяцев, а ты до сих пор не назвал ни одно имя, — он вопросительно посмотрел на сына.

Азим положил грязную посуду в каменную раковину в углу и томно, но тихо вздохнул. Он знал, что этого разговора не избежать, но можно пока отложить.

— Я еще думаю, — сделав задумчивый вид, ответил он отцу.

— Что ж, пока ты думаешь, у меня