– Я не могу остаться, – с сожалением произнес Адсон, – у меня нет выбора.

– У любого человека есть выбор, только всегда проще, когда решения принимают за тебя. Останься! Я никого так не любила и никогда больше не полюблю. Если с тобой что-нибудь случится, я не смогу жить. Умоляю: откажись!

Переполняемая чувством, Лия глубоко дышала, словно ей не хватало воздуха. С трудом взяв себя в руки, она добавила уже спокойнее:

– Или хотя бы выпроси отсрочку. Уйдешь позже.

«Люди не зря говорят: утро вечера мудренее, – подумал Адсон. – Пройдет время, и сегодняшние слова забудутся, как забывается прошлогодняя листва под слоем зимнего снега».

– Я не могу, – отказался он выполнить просьбу любимой. – Что подумают обо мне товарищи?

– При чем здесь товарищи? – Обида и боль слышались в голосе девушки.

Она высвободилась из объятий и быстро зашагала прочь. Адсон понял, что только что сболтнул лишнее.

– Постой! – крикнул он Лие вслед, но девушка лишь ускорила шаг.

* * *

Отцвели три лета, и три осени сбросили листья. Дом, в котором родился и вырос Адсон, встретил хозяина черными проемами окон и тишиной. Последний неурожайный год, лютый холод да забывчивость короля, поглощенного ратными делами, привели к тому, что Солин оказался брошен на произвол судьбы. Еды не хватало даже детям. Остановилось колесо мельничного жернова, потухли кузнечные горны. Лишь усталые плотники стучали топорами, да городские швеи без устали ткали погребальные саваны.

Умерли той зимой от истощения родители Адсона, скончались Марта и Пит Бэкон. Ополченец долго пытался узнать о судьбе их дочери. Одни люди говорили, что ушла в лес и не вернулась, другие утверждали, что вступила девушка в сговор с преступниками, за что казнили ее в Темной Башне, а большинство лишь неопределенно пожимали плечами.

Адсон сердцем чувствовал, что любимая жива, и они обязательно встретятся. Хотя бы еще один, последний, раз…

* * *

По своему обыкновению, ставшему почти привычкой, тот вечер Адсон коротал в таверне Йургена. Поприветствовав хозяина, заказал вино и рыбу. Йурген из вежливости поинтересовался все ли в порядке и, получив в ответ утвердительный кивок, отправился выполнять заказ.

Белое вино лучше всего подходило к рыбе. Громко чмокнув пробкой, Адсон наполнил кружку доверху и стал жадно пить, даже не пытаясь прочувствовать вкус. Вскоре по телу разлилось приятное тепло, таверна раскрасилась в яркие цвета, а два посетителя, сидящие неподалеку, выглядели почти что приятелями.

Смех, доносившийся с пристани, показался Адсону знакомым. Низкому раскатистому гоготу вторили два угодливо хихикающих женских голоса. Веселье неожиданно прервалось, но лишь для того, чтобы продолжиться фальшивым мотивом скабрезной песни:

– Я люблю твои ноги и люблю твою грудь, но настала пора мне тебя удивить.

В прославлявшем мужское начало певце ополченец легко узнал Виктора. Женские голоса принадлежали работницам борделя «Отдых воина» Розе и Люси. Для всех так и осталось загадкой, зачем эти совсем еще юные особы приплыли в Солин и сразу же устроились работать в бордель. Словно только об этом и мечтали. Хорошими деньгами тут и не пахло, а надеяться обустроить личную жизнь было, по крайней мере, глупо. Мужчины охотно принимали ласку жриц любви, но брать их в жены не торопились.

От удара ноги дверь с шумом распахнулась и, громыхнув о стену, едва не сорвалась с петель.

– Я сегодня не ел, я сегодня не пил, острый голод я плотью твоей утолил, – проорал очередную строчку Виктор.

Он обшарил посетителей взглядом и, заприметив Адсона, направился к его столу. Девицы, обнимая друг друга за талию, двинулись следом.

Виктору удивительным образом удавалось поддерживать дружеские отношения с земляками, которых, по роду своей деятельности, ему нередко приходилось «одергивать». Решающую роль тут играла непосредственность и добродушный нрав ополченца. Обижаться на виновато пожимающего плечами парня никто и не думал, проклиная в такие моменты губернатора или Винсента Гийома.

– Адсон, ты опять топишь грусть в вине?! И что самое страшное, делаешь это один, – с упреком прогудел Виктор. – Отдай мне свой жернов, я повешу его на шею, и мы отправимся на дно вместе.

Виктор засмеялся. Он плюнул на пол, размазал слюну носком сапога и разочарованно пробормотал:

– Нет, одному мне тебя из этого омута не вытащить. Роза, займись моим приятелем.

Виктор хлопнул ладонью одну из обнимавших друг друга девиц под зад. Ойкнув от неожиданности, Роза капризно нахмурилась, но мгновение спустя вновь расплылась в обворожительной улыбке. Она бесцеремонно плюхнулась Адсону на колени и обвила его шею рукой.

На вид Розе было лет девятнадцать-двадцать. Темные короткостриженые волосы, пышущие румянцем пухлые щеки, крутые бедра, тяжелая грудь – все в облике девушки как нельзя лучше соответствовало выбранному ею ремеслу. Адсон чувствовал на своем лице теплое дыхание, женская рука нежно трепала его волосы. Ни одно, даже самое холодное, сердце не могло сопротивляться жару, источаемому здоровым, крепким телом Розы. Но у Адсона больше не было сердца. Он потерял его очень-очень далеко отсюда.

– Адсон, приходи вечером. А хочешь, прямо сейчас пойдем? – прошептала Роза в самое ухо.

– Не трать зря время, все равно мне нечем платить.

С видом оскорбленной придворной дамы работница борделя возразила:

– Кто сказал, что я прошу денег? Просто так приходи.

– Ты славная девушка, – ссадил Адсон Розу с колен. – Прости.

– Ну, как знаешь, – фыркнула девица и, подобрав полы юбки, поплыла к стойке бара, где Виктор уверенно расправлялся с очередной кружкой вина.

Воссоединившись, троица перекинулась несколькими фразами и, словно по команде, дружно обернулась. На этот раз наступила очередь Люси исцелять душевную рану. Она высвободилась из объятий Виктора и, виляя узкими бедрами, пошла к сидевшему за столом у стены Адсону Мередику.

Люси была не только на пять лет старше подруги, она и выглядела как полная ей противоположность. Все, кто знал обеих девушек, хоть раз да задавался вопросом: что может их объединять? Высокая и стройная, с короткими светлыми волосами, Люси напоминала юношу. Это сходство придавали ей излишне резкие, не вполне подходящие женщине черты лица: тонкий прямой нос, выступающий вперед острый подбородок, нитевидные губы и светлые, почти незаметные брови. Довершали же противоречивое впечатление широкие скулы и массивный лоб. Словно однажды Создатель засомневался, кого бы он хотел сотворить на этот раз – мужчину или женщину. И, начав лепить будущего мужа, неожиданно передумал, подарив жизнь еще одной девочке. Так и не переделав начатое, последним небрежным мазком наградил свое творение грацией и изяществом, незаурядным умом и огромными, вполлица, бархатными глазами.

Люси присела напротив. Поправив волосы, она поинтересовалась: