– Тебе бы лучше заткнуться. Проваливай, – грубо оборвал собеседника ополченец.

– Говорят, у тебя был роман с дочкой Пита Бэкона? Верность, что ль, хранишь? – не унимался тот. – Наверное, трудно хранить то, чего никогда и не было?

Хмель слетел с ополченца, словно пыль со старого сундука, смахнутая тряпкой. Адсон не мог понять, то ли собеседник над ним издевается, то ли что-то знает.

– Ты знаком с Лией?

– Может быть.

– Что значит «может быть»?

– А то и значит: может, знаю, а может – и нет.

– Сколько?

– Думаешь, мне нужны деньги? – осклабился пропитоха. – Кое-кто хочет с тобой встретиться.

– Кто?

– Иди к маяку – там и узнаешь. А я тут подожду. Когда вернешься, получишь ответы на все свои вопросы, если, конечно, они у тебя еще останутся, – добавил незнакомец многообещающе.

* * *

Тропинка юркой змейкой скользила вверх. Справа к ней примыкала отвесная скала, слева склон резко обрывался – один неосторожный шаг мог стоить путнику жизни.

Миновав коварный участок дороги, Адсон вышел к маяку на поляне. На низком, задернутом тучами небосводе беспокойно подрагивал багровый глаз путеводной звезды моряков. Ветер трепал кроны деревьев, и с каждым его порывом круг обступивших поляну сосен гнулся и стонал.

Адсон пытался выглядеть спокойным, и если внешне ему это удавалось, то сердце… Сердце ополченца отказывалось слушаться. Оно билось, как бьется в кулаке озорного мальчишки неосторожный воробей. Лицо горело: может быть, от ветра, может – от выпитого вина. Адсон потер руками щеки и лоб, чувствуя, как огрубевшие ладони царапают кожу.

Его ждали. На противоположной стороне, у кромки леса стояла группа людей. Как только Адсон вышел из тени, одинокая фигура двинулась ему навстречу. Пройдя треть пути, незнакомец сдвинул капюшон, и рассеянный свет маяка выхватил из темноты лицо, о котором Адсон думал многие годы; лицо, ставшее назло времени еще прекраснее.

– Лия! – непроизвольно сорвалось с губ ополченца.

Адсон больше не слышал ветер, деревья качали ветвями в полной тишине. Весь мир словно отступил за непроницаемый для звука купол. И внутри этого купола находились всего два человека: Лия и он.

Лия Бэкон негромко произнесла:

– Ну, здравствуй.

Адсон попытался обнять любимую. Та мягко уперлась ему ладонью в грудь, не позволяя приблизиться.

– Что с тобой? – растерялся ополченец.

– За три года многое изменилось, – с грустью в голосе ответила девушка.

– Да, ты права, – согласился Адсон. – Но я по-прежнему рад тебя видеть, – с надеждой произнес он. Ему хотелось сказать «по-прежнему тебя люблю», но язык стал чужим и не слушался.

– Я тоже, – тихо проговорила Лия.

– Тогда в чем же дело? – удивился Адсон.

– Я же сказала, слишком многое изменилось, пока ты воевал за короля.

Последние слова Лия произнесла громче остальных, хотя в этом не было нужды. Невидимый купол исчез, застонали сосны, встряхнули ветвями-руками, будто собирались прогнать людей, склонили пушистые кроны-головы.

– Я воевал не за него, – возразил Адсон.

– Раньше ты говорил другое, что у тебя нет выбора, беспокоился, какое впечатление произведешь на товарищей.

– Зачем ворошить прошлое? Ты же сама говоришь, что многое изменилось. Вместе с этим «многим» изменился и я. Я думал о тебе каждый день. Засыпал с этой мыслью и с ней же встречал рассвет… – начал было Адсон, но Лия приложила к его губам палец.

– Помолчи, – медленно, тягуче, будто каждый слог давался ей необычайными усилиями, прервала ополченца девушка. – Слова красиво звучат, да недорого стоят.

– Зачем ты так?

– Как так? – насмешливо спросила Лия. – Ты не знаешь, что мы пережили зимой, когда мужчины ушли в поход. – Голос девушки дрогнул. – В городе почти не осталось опытных охотников. Они неделями пропадали в лесу, но мяса и птицы все равно не хватало. Ты когда-нибудь пробовал хлеб из дубовой коры? – неожиданно спросила Лия.

– Нет, – признался Адсон.

Лия поправила накидку.

– Мне жаль, – посочувствовал Адсон.

– Всего-то? – горько усмехнулась дочь фермера. – Только что ты был красноречивее.

– Мои родители тоже умерли, – словно извиняясь, проговорил Адсон.

– В тот год смерть заглянула во многие дома.

– Но мы же воины, приказ командира для нас закон! – почти закричал Адсон. Он не знал, что сказать еще, какой довод окажется весомее – все известные ему причины весили сейчас не тяжелее пригоршни пуха.

– Хм, где-то я это уже слышала, – хмыкнула Лия. – Ты повторяешься, ополченец, – добавила она так, будто разговаривала с незнакомцем.

– Ладно, я не должен был бросать тебя, – неосторожно сорвалось у Адсона с губ, и он тут же пожалел о сказанном.

– «Ладно»? – изумленно переспросила девушка. – Ты делаешь мне одолжение?

– Нет, нет, я не понимаю, что делаю. Я так долго ждал встречи, и сейчас мне просто не хватает слов.

Адсон мысленно проклинал себя за неосторожно оброненную фразу.

– Я всего лишь человек, я могу ошибиться. Я…

Сбиваясь и облизывая пересохшие от волнения губы, Адсон торопился сказать очень важные для него слова. Будто знал, что любимая исчезнет. Теперь уже навсегда.

– Я не держу зла, – проговорила Лия. – Пускай Флэа судит.

– Что мне сделать, чтобы ты меня простила? – Адсон хотел сказать совсем не то, но признание застряло в горле. Он был не в силах его произнести и в очередной раз неловко просил прощения.

– Я же сказала, что не держу зла, и хватит об этом, – Лия раздраженно остановила нескончаемый поток извинений. – Однако ты мог бы кое в чем нам помочь.

– Что я должен сделать?

– Помоги нам достать оружие, – Лия указала рукой на стоящих поодаль людей.

– Вам мало смертей, которые принесла война? – искренне удивился Адсон.

– Все не совсем так, как ты подумал. – Лия запустила правую ладонь в копну рыжих волос и зачесала прядь за ухо. Адсон хорошо помнил этот жест. Еще девочкой она поступала так же, когда испытывала легкое смущение.

– А как?

– Мы охотимся. Иногда нам нужно защищаться. Так «да» или «нет»?

– А если я скажу «нет»?

– Лучше согласись.

Колебался Адсон недолго.

– Я согласен, – решился он. – Только ответь на один вопрос: почему переговоры ведешь ты? С каких это пор обеспечивать преступников оружием стало женским занятием?

Лия покривила уголки губ и громко рассмеялась.