— Что мы такое? — продолжал он тем же тоном. — Усердные, трудолюбивые батраки. И этим мы гордимся!.. Но осел, лошадь, бык, буйвол куда сильнее нас и больше нас трудятся… Мы рабочая скотина и больше ничего… Копье курда важнее нашего плуга и сохи… Мы наживаем — они обирают нас!.. Мы растим красивых девушек — они наслаждаются ими… Все хорошее и красивое — для них, а нам — что похуже, видимо иного мы недостойны. Несколько дней назад я говорил с отцом, — продолжал он, — отец убеждал меня, что наше положение не такое уж плохое, как мы думаем, и доказывал, что с курдами надо жить в дружбе, иначе все наше богатство пойдет прахом. Вот теперь попробуй сказать ему, что его любимое чадо собираются похитить, а он не сморгнув глазом должен смотреть на это и не имеет права даже слово вымолвить… Хорошенькое положение, нечего сказать! С этим может мириться только армянин, лишенный чести и совести… Попробуй отними у тигра его детеныша — он тут же растерзает тебя. Таковы и курды. А мы? Мы — ничтожество…

Слова Айрапета зажгли сердца братьев таким гневом, что некоторые из них тут же дружно поклялись ценою жизни защитить честь сестры.

— Этак мы не достигнем цели, — рассудительно сказал Айрапет, — сами погибнем, а Степаника все же похитят.

— По крайнем мере мы не будем свидетелями бесчестья нашей сестры, — воскликнул Апо.

Но не все братья согласились с Апо.

— Мы погибнем, спасая честь сестры, а наши дети останутся сиротами, — заговорил Оган, — это глупо. Я умываю руки. Ну на худой конец похитят сестру — невелика беда. Почему мы должны рисковать головой из-за нее?

Еще более трезво и расчетливо подошел к решению этого вопроса Ако:

— Чего уж так сокрушаться о Степанике? Совсем не плохо иметь зятем Фатах-бека. Больше уважать будут. Взять хотя бы нашего соседа Мыко, — продолжал он, — человек он никчемный, в доме у него хоть шаром покати, но его дочь — жена курда, а поэтому все побаиваются Мыко, никто не перечит ему, а то, чего доброго, он подучит своего зятя, а тот возьмет и вырежет всех нас в одну прекрасную ночь. Чем плохо иметь такого зятя?

Апо вышел из себя.

— Христос с тобой, Ако, ты совсем сдурел! Подумай, что ты говоришь: изменить святой вере и отдать свою сестру на поругание неверным только ради того, чтобы нас боялись и уважали соседи!.. Не нужен нам такой почет! Кто уважает Мыко за то, что он выдал свою дочь за курда? Другое дело, что его боятся, но и волков тоже боятся…

Один из братьев, молча слушавший этот спор, заговорил наставительным тоном:

— Никто не волен изменить порядок, установленный богом. Чему быть — того не миновать. Одного бог создал курдом, другого — армянином, одному дал в руки оружие, другому — заступ, — так тому и быть, такова воля божья. — И он подкрепил свои слова таким примером: — Ворона рада бы иметь павлиньи перья, да где она их возьмет? Бог создал одного таким, другого иным.

Апо ответил ему:

— Ты забываешь, брат, что ворона и павлин — птицы разной породы, и оперенье у них разное; а курд и армянин — люди. Курд появляется на свет, не имея в руках оружия, он, так же как и армянин, выходит из чрева матери нагим и слабым. При чем тут бог? Разве он вложил в руки курда оружие? Разве он создал нас такими жалкими и трусливыми? Бог в такие дела не вмешивается. Он дал нам разум, и мы сами должны уметь отличить плохое от хорошего. Если ты пойдешь сейчас и бросишься в реку, бог тебя за руку не схватит, чтоб удержать, ты погибнешь по доброй воле.

Айрапет молча слушал этот спор. В порыве признательности он хотел подойти и поцеловать Апо, но боялся обидеть остальных братьев.

— Вы видите, — сказал он сурово, — нас здесь шестеро, но между нами нет согласия, и каждый говорит свое. Еще труднее привести к согласию весь народ, всю нацию… Пока у нас не будет согласия, наше положение не изменится… Нам будут плевать в лицо, похищать наших жен и сестер, отбирать наше имущество, нашу землю… А мы вынуждены будем терпеть всякого рода бесчестие, насилие и, как жалкие вьючные животные, работать на нашего врага, чтобы он жил припеваючи, И вот за эту жалкую жизнь мы должны быть благодарны богу…

Сказав все это, Айрапет предложил временно поместить Степаника в монастырь св. Иоанна, пока не представится возможность перебросить его через русскую границу, где он будет в безопасности. Оган и Ако не согласились с этим, считая, что этим самым они озлобят бека.

— Если мы удалим нашу сестру, — сказали они, — бек не простит нам этого и отомстит.

Оба брата предложили оставить Степаника дома, повторяя, что от судьбы не уйдешь, на все воля божья.

Другие братья стояли за то, чтобы рассказать обо всем отцу, а он уже как глава семьи пусть сам решает, как поступить.

Долго они так препирались, но к согласию так и не пришли. Вдруг их спор был прерван зловещим криком совы. Всем стало не по себе.

— Слышите, мы были правы, — заговорили Оган и Ако, — сова и та предостерегает нас! Если мы увезем Степаника из дому — беды не миновать.

Однако Айрапет и Апо остались при своем мнении. Братья разошлись, так и не придя ни к какому решению.

Глава тринадцатая

Но что это за загадка? Почему Степаник оказался девушкой? Ключом к данной загадке является одна короткая, но грустная история.

В одном из глухих уголков обширного двора Хачо была могила, на ней не было ни креста, ни надписи. Это был маленький, побеленный известью холмик. Очень часто по ночам на этом могильном холмике можно было видеть распростертого, горько плачущего старика Хачо.

Его домашние, проходя мимо могилы, всегда с грустью смотрели на нее; по-видимому, в ней покоилось дорогое для них существо. Кто же был там похоронен?

У старика Хачо была дочь Сона; Степаник очень походил на нее чертами лица.

Когда Соне минуло шестнадцать лет, многие сватались к ней, она считалась одной из самых завидных невест в деревне и была очень хороша собой. Отец, не зная, на ком остановить свой выбор, долго присматривал ей жениха, но одно неожиданное событие положило конец счастью Соны. Как-то раз пошла она в поле собирать крапиву — и больше не