– Ты не поможешь мне? – робко попросил я.

– Роза не говорит, – сказала Хетти, снимая полную катушку с машины.

Когда колесо машины у Розы снова завертелось, я понял, в чем дело. Под столом находился хитроумный механизм: нажимая ногой на две платформы, она приводила в действие два рычага, которые заставляли колесо вращаться словно бы само по себе. А руки прядильщицы были свободны и могли направлять шерсть.

Роза заметила мое внимание и поняла, что мне нужна помощь. Она указала на корзину с шерстью и развела руки, показывая, сколько шерсти нужно взять. Взяв кончик собственной пряжи, она показала, как закрепить шерсть на катушке, как протянуть шерсть сквозь отверстие и запустить машину в действие. Девушка указала на ножной механизм, приводящий в действие колесо. Первая моя попытка окончилась неудачей – я неправильно оценил натяжение, и пряжа порвалась. Роза коснулась моей руки и показала, как снова заправить шерсть, словно разрыва и не было. Через какое-то время она отошла и занялась собственной работой.

Работал я плохо – я не мог сосредоточиться на собственных неуклюжих действиях, то и дело поглядывая на Розу. Я делал вид, что пытаюсь перенять ее навык. Но в действительности мне было трудно смириться с тем, что я сижу рядом с призраком, который более реален, чем я сам.

Вокруг нас то и дело ходили люди – забирали шерсть, относили катушки в груду в конце зала. Рычаги, вращавшие колеса, клацали, столы потрескивали. С нами никто не разговаривал. Ни Хетти, ни Роза не пытались общаться со мной больше, чем это требовалось для работы. Но мистер Роджерс и еще один смотритель постоянно прохаживались по залу, следя за нашим усердием.

Когда окончательно стемнело и даже свет свечей нас не спасал, на моей катушке уже было достаточно пряжи. Я отнес ее туда, где оставляли катушки Роза и Хетти, взял пустую и вернулся на свое место. Роза показала, как установить катушку в машину. Когда она наклонилась ко мне, у меня перехватило дыхание – я хотел ощутить запах тела Кэтрин. Я знал, что это будет мучительно для меня, но все же вдохнул. И запах ее еще более усилил ощущение близости. Роза села на свое место, и мы принялись за работу.

Руки мои дрожали. Работа была столь монотонной и тщетной, что я никак не мог овладеть этим навыком. Я постоянно останавливался. Почему я работаю на людей, которые собираются меня выпороть? В чем здесь добро? Равно ли принятие наказания хорошей работе, которой я когда-то занимался, вырубая камни в Уотерн-Тор? Но достаточно было взглянуть на Кэтрин, и сердце у меня замирало. Мне никуда больше не хотелось. И хотя она не узнавала меня, хотя ей было всего четырнадцать, я чувствовал ее доброту и знал, что эта доброта – единственное, что нужно мне в этом городе.

– Почему ты копаешься? – раздалось за моей спиной.

Я обернулся. В тусклом свете свечей я разглядел мужчину слегка за сорок, с темными волосами, низким лбом и злобным выражением лица. Лицо у него было длинным, а подбородок еще длиннее, и весь он напомнил мне лошадь – между верхней губой и носом было слишком большое расстояние, покрытое волосами. Мужчина был одет в черный камзол, как и мистер Петибридж.

– Я спросил, почему ты мешкаешь, дармоед!

Я промолчал.

– Ты новенький – тот, кому нужно всыпать двадцать плетей, верно?

Я повернулся к своей машине – настолько отвратителен мне был этот человек. Я взглянул направо. Плечи Розы напряглись, руками она прикрыла грудь. Колесо ее машины остановилось. Роза смотрела в пол.

– А ты почему остановилась, моя принцесска? – спросил мужчина, поворачиваясь к ней. – Замерзла? – Он схватил Розу за плечи, тряхнул ее, потом наклонился к ней и развел ее руки, накрыв ее грудь своим ладонями. – Я согрею тебя, красотка. Ты всегда была моей любимицей – ты же никогда не жалуешься.

Я видел, как волосы выбились из-под ее косынки, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею.

Смотритель заметил мой взгляд и повернулся ко мне.

– На что пялишься?

Я снова промолчал.

– Ты что, немой, как эта дурочка?

Наши взгляды снова встретились, и он почувствовал мое отвращение. Я смотрел на вены на его толстой шее, слегка раздутые ноздри, жестокий рот. Одного зуба недоставало.

Смотритель снова повернулся к Розе и медленно провел пальцами по ее шее. Роза сжалась, но не оттолкнула его.

Я был вне себя от гнева, но понимал: ударь я его сейчас, и это ничем ей не поможет.

– Будь паинькой, Роза моя, будь осторожной со своими шипами, – пробормотал смотритель, крутя прядь ее волос в пальцах и оттягивая так, чтобы девушке пришлось закинуть голову. Неожиданно он оторвался от нее и посмотрел на мою руку. – Ну-ка, дай мне твое кольцо.

Я наклонился вперед и запустил колесо своей машины.

– Я сказал, отдай кольцо мне.

Я покачал головой.

Он плюнул на пол и вытер рот рукавом.

– Что ж, пряди-пряди, новичок, – прошипел он совсем другим тоном.

Я услышал медленные шаги. К нам приблизился другой смотритель. Тот, что домогался Розы, наклонился ко мне и громко прошептал:

– Если ты не отдашь его мне, когда мы будем тебя пороть, я отрублю твой чертов палец!

С этими словами он отошел прочь.

– Как зовут этого человека? – спросил я, глядя ему вслед.

– Майкл Киннер, – ответила Хетти. Роза молча смотрела в пол. – Он так обращается с Розой… Хочется ему все зубы повыбивать. Он ко всем молоденьким подкатывает. И твое кольцо он заберет. Я слышала, что он сказал. Он ничего не забывает.

– Почему вы не пожалуетесь мистеру Петибриджу?

– Они все заодно. Пока в конце дня здесь скапливается достаточно катушек, никто и слова не скажет смотрителям. Все считают, что они хорошо работают.

– Почему вы не уйдете отсюда?

Хетти взглянула на меня, не прекращая работы.

– Мне некуда идти. А Роза сирота. Она останется здесь, пока ей не исполнится двадцать один год – пока ее не заберет кто-то из родственников. Или мэр не прикажет.

– Значит, на смотрителей нет управы?

– Единственное, чего они боятся, это сифилиса.

– Сифилиса?

– Молодые реже болеют.

Я видел, что Роза все еще не приступила к работе. Она дрожала не от холода. Я протянул руку и положил ей на плечо. Она снова вздрогнула.

– Мне жаль…

Девушка молчала.

Я снова повернулся к Хетти.

– А эта болезнь, сифилис, ею болеют многие?

Хетти хмыкнула.

– Многие? Откуда ты взялся? Да ею болеют чуть ли не все! Эти мужчины в белых париках – все они лишились волос из-за лечения ртутью! Эти дамы в длинных перчатках и наглухо закрытых платьях – они скрывают язвы и черные пятна от этой болезни. Она есть у каждой английской шлюхи и у всех мужчин, которые ими пользуются! А потом они передают болезнь своим женам.