– Теперь и управлять, и заправлять всем будете именно вы. А мы с Сашкой, когда вернемся, с удовольствием к вам зайдем в гости.

Это Саша предложила поделить ответственность на всех, а не выбирать преемника и кронпринца, который мог оказаться последней сволочью.

Как Федя, ее Федя – нет, к счастью, давно уже не ее.

– Ну что, кто-то против?

Таковых среди притихшего и явно проникшегося уважением к словам уходящего шефа не нашлось.

– А если все «за», то уладим бумажные формальности. Но сначала… сначала мы отпразднуем нашу свадебку! На французский манер, раз мы в Ниццу едем, а-ля фуршет. Итак, шампанское для всех за счет заведения!

В последнюю ночь перед вылетом в Париж (откуда шла пересадка на Ниццу) Саша спала плохо. Нет, она ничего не боялась и знала, что поступает верно.

Единственно верно.

Причем не ради себя, а ради Илюши – ее Илюши, который в кои-то веки спал без кошмаров и холодного пота.

Нет, как же она его все-таки любила!

А двух других?

О первом и воспоминать без слез не хотелось, а о втором хотелось, но отчего-то накатывали слезы.

И почему так вышло? Она понятия не имела. Кто-то вышел, кто-то вошел. Ванечку она любила, несмотря ни на что, однако быть с ним вместе, даже если бы он тогда не умер, ни за что бы не смогла.

А что касается Федора… Ну да, его она тоже любила, первого мужчину в своей жизни, лишившего ее девственности.

А также двух квартир и двух картин. Не считая двух или трех сотен из дедушкиной коллекции.

Ненавидела ли она его? Нет. Но любила ли все еще? Тоже нет.

И пусть первый жив, а второй умер (хотя, если честно, должно было быть ровно наоборот), третий, сделавший ей в третий раз предложение, которое она приняла, и стал главным мужчиной ее жизни.

Вот только что ждало их в Ницце?

В Ницце их, несмотря на середину января, встречали яркое солнце, вечнозеленые кипарисы, затейливой формы средиземноморские сосны и пинии, распускающаяся верба и мимоза, непривычные запахи и семнадцать градусов тепла: даже по меркам Лазурного Берега для этого времени города многовато.

А помимо этого, сверкающее Средиземное море, горы, покрытые зеленью, среди которой вился серпантин, обжигающий терпкий кофе в уличных кафе под шуршащими тентами и вилла Арсон на холме Сен-Бартелеми, похожая на сказочное королевство, ворота в которое вдруг распахнулись перед ними.

Вернее, перед Ильей, конечно: она была сбоку припека: в медицинских целях, как гласила запись на пунктирах официального формуляра.

Вилла, принадлежавшая когда-то одноименной семье и сохранившая это название, когда перешла в собственность Французской Республики, была задумана как центр современного искусства для молодых и малоизвестных деятелей культуры.

Не только французских, но со всего света, в том числе и по особым грантам поддержки дарований, по которому в Ниццу приехал и Илья.

Вместе с Сашей.

Отчего-то она представляла себе виллу именно как импозантное здание в стиле классицизма, быть может рококо или барокко, эдакий небольшой (ну или большой, кто их там разберет) замок, наподобие тех, которые раскиданы по реке Луаре и привлекают своей помпезной архитектурой и уникальной обстановкой миллионы туристов.

Вилла Арсон, спрятавшаяся на холме на окраине Ниццы, была похожа на древнеримскую усадьбу – только завораживающего красно-бордового цвета. Хоть и выстроенная по старинным образцам, вилла была построена из бетона одним известным французским архитектором всего лишь двадцать лет назад.

К древнеримской бетонной вилле примыкал сад, полный кипарисов, средиземноморских кустарников и пальм, однако не выпестованный садовниками, строго за всем следящими и нещадно все подрезающими. Это был сад – произведение искусства, само себя генерирующее.

Занимающий почти двадцать гектаров, сад походил на лабиринт из причудливых растительных композиций, тропок, ведущих в никуда, и запрятанных в самых неожиданных местах произведений современного искусства. Внезапно взору открывался то гигантский синий куб, из одной стороны которого торчала розовая стрела, то группка шахматных фигур в виде людей, но без лиц, вместо которых виднелись внушавшие трепет черные и желтые точки, то просто копия Венеры Милосской, но выкрашенная в кричащие цвета и с руками, с наушниками на голове, с баночкой известного американского напитка и с пластиковой трубочкой, тянущейся к губам в карминной помаде.

Эта небывалая, на первый взгляд противоречивая, но на второй и третий единственно верная арт-микстура из бетона, камня, щебня, стекла, средиземноморской флоры и буйства современного поп-арта помещалась на зеленом холме, с которого открывался завораживающий вид на крыши Ниццы.

Микстура, которая являлась своего рода взбадривающим средством для молодых (ну или не очень) художников, скульпторов, инсталляторов и ивент-перфоманс-мейкеров, которые обучались и обучали, творили группами и в полном одиночестве, обменивались идеями и опытом или намеренно ни с кем не общались и, живя каждый в своем творческом мире, черпали вдохновение, образы, образцы для подражания и негативный опыт у себе подобных, собравшихся на вилле из трех, если не из всех четырех десятков стран.

На самой вилле, превращенной в семинар-центр, где везде проходили мини-выставки, зачастую мегаобъектов, не жили: стипендиаты и гости виллы Арсон обитали в Ницце и ее предместьях.

Илью и Сашу разместили в небольшой квартирке в узкой улочке неподалеку от виллы: оттуда рукой было подать до центра современного искусства.

Илья сразу же почувствовал себя как рыба в воде, воспрял духом и, на глазах совершенствуя английский и с ходу уча французский, с головой погрузился в семинары, лекции, диспуты, вернисажи, экскурсии, выставки…

И хотя при таких мероприятиях алкоголь, хотя бы и легкий (ну кто же устоит против бокала нежного розового вина в теньке?), был даже не нормой, а просто неизбежным спутником, он и думать забыл о спиртном – потому что теперь у него были свобода, возможность творить, среда себе подобных.

Он уже через пару недель заполнил их квартирку законченными и незаконченными новыми полотнами и, как поняла с первого же дня Саша, был счастлив – вероятно, как никогда в своей жизни.

А вот она сама – была ли она счастлива?

Саша также имела полный доступ на виллу и ко всему на ней происходящему, и сначала ей было жутко интересно: еще бы, ведь все то волнительное, яркое и уникальное, что происходило тут, так резко отличалось от теоретической и занудной учебы в Питере.

А потом она поняла, что учеба в Питере не была такой уж занудной, а всяких заумных теорий и концепций хватало и на