остались с новой раскладушкой и вешалкой на колесиках.

А также с баснословной суммой в семьсот двадцать долларов.

Теперь уже, с учетом текущих трат, в пятьсот шестьдесят.

Илья переживал больше ее, причем значительно: сама Саша спала отлично, и кошмары ее не мучили.

А вот ее любимый просыпался с криком и в холодном поту – сказывались последствия его пребывания в лапах похитителей.

Ну и весь последующий стресс.

Он ведь уверял себя, что раз мужчина, то должен защитить свою любимую женщину.

А он не смог.

Не понимал только одного: он остался в живых, неприятности ушли из их жизни вместе со всеми бандитами, грабителями и мошенниками (как и с квартирами, картинами и долларами в банковской ячейке).

Может, оно и к лучшему?

Потянулись унылые дни, которые завершались одинаково: после ночной смены в «Ване Гоге» они без задних ног валились на раскладушки и засыпали.

Впрочем, это Саша засыпала, а Илья мучился бессонницей, а если ему удавалось заснуть, то просыпался от очередного кошмара.

Ей было крайне тяжело видеть его таким: страдающим.

Но как она могла изменить ситуацию?

Как?

«Ваня Гог», который она нежно любила, вдруг стал ей ненавистен. Как будто это он был виноват в том, что произошло.

Нет, не виноват, конечно, но если подсобка с двумя скрипящими раскладушками и софа, на которой они занимались (вернее, именно что теперь не занимались) любовью, и стала теперь их уделом, причем вечным, ибо выхода из сложившейся ситуации не наблюдалось, то это был восьмой круг ада.

Софа, на которой умер Ванечка.

Поэтому Саша не стала больше сопротивляться и сама помогла Илье вытащить софу к мусорным бакам.

– Тебе ведь со мной плохо? – спросил Илья уныло, и Саша заверила его:

– Очень, очень хорошо!

Но все дело в том, что ему самому было с собой плохо, и помочь ему Саша, несмотря на всю любовь, была не в состоянии.

– Может, тебе вернуться к живописи? – предложила она, а Илья заявил:

– Нет, у меня голова занята другим…

Похоже, они так и застряли в прошлом, наблюдая за тем, как будущее проносится мимо них со скоростью почтового экспресса.

Саша страшилась Нового года – ну да, все будут веселиться, желать друг другу счастья, надеяться на лучшее.

А Илья будет знать, что их лучшее уже закончилось и никогда больше не вернется.

Она несколько раз заставала его навеселе, и это ужасало ее больше всего: он начал пить, а все это быстро могло привести к тому, что Илюша, ее Илюша, превратится в злого бородатого алкаша.

– Тебе нельзя, у тебя диабет, – заявила Саша, вырывая во время одной из таких сцен у него из рук бутылку коньяка, а Илья ответил:

– У меня всю жизнь диабет. Всю жизнь до смерти. А раз так, то сам себе скажу: можно и даже нужно! Брат умер, любимая девушка ради меня отдала бандюганам квартиру, мы спим на раскладушках.

В его голосе звенела вселенская тоска.

Обнимая и целуя его, Саша спросила:

– Хочешь, купим кровать с балдахином и поставим ее посреди кухни?

Он хоть и усмехнулся, но Саша знала: еще немного – и она потеряет своего третьего любимого мужчину.

В предпоследний день года Илья оглушил ее радостным криком, ворвавшись в «Ваню Гога», где полным ходом шли приготовления к анонсированной новогодней вечеринке.

Помахивая пестрым конвертом из толстой бумаги с иностранными марками, он заявил:

– Пришло на старый адрес, причем еще в октябре! А старая мымра, моя бывшая хозяйка, только сейчас об этом вспомнить изволила. И знаешь, что это?

Саша заинтересованно стала рассматривать письмо на английском, пришедшее, однако, из Франции.

– Я же все время подавал на гранты и стипендии, и вот одна из заявок выстрелила! Они приглашают меня в Ниццу. Ты представь, на виллу Арсон, на годовую творческую стажировку – с оплатой пребывания приглашающей стороной!

Саша, одобрительно хмыкнув, стала вчитываться в послание: вилла Арсон, располагавшаяся в Ницце, служила штаб-квартирой Национальной школы изобразительных искусств, была одним из наиболее известных центров французской культуры.

И Илюшу, ее Илюшу, звали туда аж на целый год.

Пробежав глазами письмо, Саша воскликнула:

– Но письменное согласие надо дать до тридцать первого декабря, а это завтра!

Илья побледнел:

– Как я дам? Даже если вышлю экспресс-почтой за границу, то до завтра не дойдет!

Саша, понимая, что это не просто шанс, а будущее, его будущее, заявила:

– Звони им, все объясни! У них сейчас на два часа меньше, Европа же, значит, еще работают. Тут вот и телефон имеется.

Илья побледнел еще больше.

– Я в школе немецкий учил, а английский у меня примитивный, который я из песен «Лед Зеппелин» и «Квинз» почерпнул. По-французски я вообще ничего не понимаю!

Саша попыталась припомнить, когда в последний раз говорила на французском. Ну да, давненько, общалась с аспирантской по академическому обмену из Эльзаса, и та все нахваливала ее парижское произношение, которым сама не обладала.

– Звонить будем прямо из «Вани Гога»?

Милая дама, которая сначала не могла поверить, что ворковавшая с ней молодая особа звонит из России, считая, что это чей-то розыгрыш («Мадемуазель, ваш французский лучше, чем у моей дочери!»), когда вошла в курс дела, постаралась оказать им всю посильную помощь.

И непосильную тоже.

В итоге заполненный формуляр ответа со всеми нужными данными ушел в Ниццу по факсу одного из постоянных клиентов их заведения, по совместительству владельца салона бытовой техники: ну да, это ведь тоже в бумажной форме.

И положительный ответ, также по факсу, пришел утром тридцать первого декабря. Приглашение для получения визы во французском посольстве и прочие необходимые документы были отправлены экспресс-почтой на адрес «Вани Гога».

Новый год они встречали весело – точнее, Саша, с учетом неожиданно изменившихся обстоятельств, радовалась, а вот Илья был смурной и задумчивый.

– Что-то не так? – спросила его Саша, когда до Нового года оставались считаные минуты.

– «Ваню Гога» придется закрыть, если я уеду.

– Нет, не придется. Ты уедешь, но на год, а я останусь и буду всем тут заправлять.

Ее ответ не убедил Илью.

– Думаешь, не справлюсь?

– Не думаю – уверен, что справишься. Он и так больше твой, чем мой. Но я не могу уехать без тебя.

Чувствуя, что в уголках глазах предательски защипало, Саша сказала:

– Это всего лишь год… Я могу к тебе приехать…

– У нас денег на две раскладушки хватило, а ты говоришь о поездке в Ниццу!

– Ну, пятьсот с