сама не могу оторвать взгляд от красоты картины… Нет, не моего лица, а изображения в целом. Я мало что понимаю в искусстве, но меня завораживает танец красок и игра скудного света. Я вижу свою крошечную родинку у уголка правого глаза и она выглядит, как…как живая. – Я в шоке.

Ирэн тянет меня за собой и вот очередное потрясение: мои глаза, которые мне же заглядывают в самую душу. Если долго смотреть в них, то они будто оживают. Смотрят на меня, за меня, передо мной – непонятно!

Оглядываюсь, гости шепчутся. Они смотрят на картины, которых я ещё не видела в этой секции, и обсуждают их. Высокий мужчина в белой облегающей плоское тело водолазке задумчиво почесывает подбородок и согласно кивает, а другая девушка в белом костюме и планшетом в руках делает какие-то пометки стилусом.

– Обалдеть, – улыбается Ирэн, – Роберт посвятил тебе целую секцию! Серьезно, Селин, у меня сейчас сердце остановится от такой красоты. Сколько стоят эти картины?

– Зачем тебе?

– Может, я хочу купить одну? – игриво поддевает меня плечом. – А что? Между прочим в моей гостиной до сих пор пустует центральная стена. Всё никак не могу придумать, чем бы её дополнить.

Эта идея не вызывает у меня восторга. Благо на третьей картине, где изображены (совершенно точно!) мои пальцы, обнимающие белую кружку с парящим кофе, секция «Нежность» заканчивается.

– Твоя мама была бы в восторге, – не унимается Ирэн, когда мы подходим к указателю «Страсть». Кажется, картин здесь больше, чем в предыдущей секции. Столько народу. – И вполне возможно простила бы Роберта за предательство.

– Не неси чепуху. Картины, конечно, прекрасные, но я не давала своего согласия на использование моего… О, боже!

– Что? – смотрит на меня Ирэн. – Снова увидела знакомого, которого недолюбливаешь?

– Эта цепочка заработала, – шепчу я, нервно озираясь по сторонам. – Она вибрирует!

– О! Значит я не ошиблась! И как? Нравится?

Продвигаемся в медленном потоке гостей. В моих трусах будто пчелы танцуют. Странное ощущение, необычное.

– Щекотно, – отвечаю, на мгновение позабыв о своей физиономии, которую запечатлел Роберт. – Но приятно.

– Смысл в том, чтобы заставить мышцы влагалища сокращаться. Они должны быть сильными и крепкими. Это важно.

– А я думала, чтобы пробудить возбуждение… Ох. – Хватаю Ирэн за руку. – А вот сейчас вибрация была сильнее. Намного сильнее.

– Режим такой, – успокаивающе гладит она мои пальцы. – То слабо, то чуть сильнее, то ох как! Чувствуешь, как работают мышцы?

– Ага. Не кажется ли тебе странным, что мы обсуждаем мою вагину посреди незнакомых людей? – спрашиваю шепотом, улыбка не желает исчезать.

– Нисколько. К тому же, я тебе говорила, это очень удобно, когда ты можешь заниматься своими делами, а твоя горошинка в этот момент активно занимается «фитнесом»!

Мы с Ирэн тихонько смеемся, чувствую, как вибрация переходит на самый слабый режим, разнося импульсы в небольших дозах. Поразительно! И почему я раньше не попробовала что-то подобное?

– Бог мой, – вздыхает Ирэн, сделав остановку у первой картины в секции «Страсть». – А у него и впрямь есть талант.

Узкая, но в человеческий рост, картина потрясает мой только что успокоившийся мир. На ней я. Точнее, половина моего туловища. От шеи до бедер я полностью обнажена! Рука скользит между ног, прикрывая заветный треугольник, но грудь остается открыта…

– Черт возьми, – накрываю я рот ладонью, – он спятил что ли? Что это… Что это?!

Ирэн смотрит на картину, потом на меня и до нее наконец доходит.

– Да ладно?

– Прохладно!

– Ты уверена?

– Да! Это моя родинка, – нетерпеливо указываю пальцем на крошечную родинку над левым соском. Она в форме сердца и Роберт частенько недоумевал, как такое возможно. – Показать?

– Ладно, ладно, – шепчет Ирэн, выставив свободную руку перед собой. – Но никто же этого не знает.

– Я знаю!

– Но другие-то нет, – успокаивает Ирэн. – Да и на той картине твое лицо не в фокусе, а здесь темень. Нигде не написано, что на такой-то картине изображена Селин Маро. Но, хочу тебе сказать, что картина фантастическая.

Согласна. Хоть и злюсь на Роберта, как бешеная собака, вынужденная гавкать исключительно в своей будке. Впрочем, дальше только хуже. От размера картин суть не меняется – на них я. Мое обнаженное тело с разных ракурсов, лицо, язык, губы… Я сейчас точно сойду с ума. Секция «Страсть» не заканчивается, мы всё идем и идем, а картинам нет конца и края!

– Какой-то бред, – шепчу я, с трудом перебирая ногами. – Как он мог так поступить со мной?

– А я и подумать не могла, что он столько картин тебе посвятил. Когда ты говорила, что позировала ему, ты не упоминала, что это происходило каждый день от заката до рассвета! Потому что, глядя на всё это, кажется, будто так оно и было.

– Клянусь богом, я ему шею сверну! Где он? – ворчу, озираясь по сторонам. С ужасом замечаю дерзкую ухмылку, сквозь полутьму.

Чем ближе Марк подходит к картине, оставшейся позади нас, тем опаснее и сексуальнее становится выражение его лица. Свет ламп так причудливо играет на его ресницах, будто осторожно касается, а потом ускользает, боясь запутаться в них навсегда. Сильный импульс вынуждает мышцы напрячься. Только теперь их щупальца поднимаются выше, покалывая клитор. Собираюсь сказать Ирэн, что мне необходимо посетить дамскую комнату и отыскать Роберта, но она уже не со мной. Замечаю её в компании какой-то девушки, а приглядевшись, узнаю в ней Лейлу. Меньше всего на свете хочу объяснять близкой подруге Марка(сводной сестре, черт возьми!), каким образом моя физиономия и мои сиськи появились на всех этих полотнах, и потому решаю немедленно найти Роберта. Идти в обратную сторону навряд ли получится, поскольку гости движутся, как стрелки часов, в одном направлении. Вливаюсь в кучку очередных воздыхателей «прекрасного» и остаюсь для подруги и новой знакомой незаметной. Болван Роберт должен быть где-то здесь. Он обязан объяснить мне, какого черта здесь происходит! А ещё мне необходимо снять эту цепочку, потому что перед глазами так и застыло это красивое и до крайности сексуальное лицо в полутьме… Содрогаться в оргазме мне сейчас совсем не кстати.

Третья заключительная секция «Одиночество» не так многолюдна. Но это пока. Мой взгляд бегло проносится по картинам, где снова (о, боже!) мое лицо крупным планом с разных ракурсов, но, надо отдать должное Роберту, каждое полотно несет свое настроение. Пожалуй, что я ещё никогда не видела себя настолько…красивой и разнообразной. Да, да, именно красивой! Но в этой красоте, которую не способно передать ни одно зеркало с супер подсветкой или наикрутейшая камера в руках самого востребованного и профессионального фотографа, так много одиночества.

– Боже, – шепчу я, остановившись перед последним, воистину нереальным плодом трудоемкого творчества