Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тут вы правы. Видите этот шрам? – указывает он на мой правый бок на картине. – Мы как-то поехали в городской парк кататься на велосипедах. На протоптанную дорожку выскочила белка и прям под колеса Селин. Она упала и приземлилась весьма неудачно – на сухую ветвь. Та буквально вонзилась ей в ребра! И знаете, что? Эта девушка не проронила и слезинки. Хотя ей было больно!
– Да вы что! – подыгрывает Марк. – Ни одной слезинки?
– Даже капельки! – кивает Роберт.
– Я не плакала, потому что потеряла сознание! – рычу нетерпеливо. – Роберт, заканчивай! – приказываю, подталкивая его назад. Но он берет меня за руку, поднимает её к своим губам и оставляет на пальцах нежный поцелуй. – Слушай, может, хватит уже? Мы насмотрелись и наслушались тебя сполна…
– Ну, что ты! – смеется Марк. – Это же так любопытно. Непревзойденный художник посвятил тебе столько своих работ! Так и что же было дальше, Роберт? Про белку и Селин.
– Белка и Селин, – смеется Роберт. – А дальше мы вызвали скорую и уехали в больницу. И вот уже вечер, я жду в коридоре травмпункта, вокруг сломанные руки, ноги, вывихи, рассечения – страх божий. И вдруг из кабинета, куда забрали Селин выходит доктор и медсестра. Пользуясь ситуацией, я открыл дверь, чтобы спросить, как она, но увидел нечто совершенно поразительное.
Я помню эту историю и, по правде говоря, ничего «поразительного» в ней не было. За исключением тупорылой белки, которая решила покончить жизнь самоубийством и выбрала для этого колеса именно моего велосипеда!
– Я увидел одиночество, – говорит Роберт, долго и вдумчиво глядя на Марка. – Она лежала на кушетке, именно в такой позе, – указывает он на картину. – Взгляните в её глаза! В них столько печали, что сердце может остановиться. Я был рядом с ней, поддерживал её, вот только Селин всё равно чувствовала себя одинокой. Она молча лежала и смотрела на меня, а я был очарован ей до кончиков волос.
Что. За. Хрень.
– Удивительно, – брякает Марк и прочищает горло, будто едва сдерживает смех. Он делает «кхм» и прикрывая рот кулаком. – Только вот я не понял кое-что. Она что, лежала на кушетке совсем голая?
– Нет! – вручаю ему свой стакан с колой, едва не испачкав темную водолазку. – Я была одета! Будь добр, избавься от напитка!
– Она была одета! – успевает ответить Роберт. – Но я всегда вижу Селин в её истинном…
Хватаю Роберта за руку и буквально вытаскиваю его из сгустившейся толпы гостей, которые за время этого бестолкового разговора собрались у последней, пожалуй, самой громоздкой картины.
– Ты в курсе, что я хочу придушить тебя, Роб? В курсе, нет?
– Брось! Что в этом такого? Я же тебе всегда говорил, что ты вдохновляешь меня.
– На что именно? Болтать обо мне неизвестно с кем и мои сиськи кисточкой гладить?
– Слушай, я знаю, что ты злишься, – опускает он руки на мои плечи, – и, поверь, я понимаю тебя.
– Верится с трудом.
– Понимаю! – настаивает. – Но у меня возникли кое-какие трудности, с которыми мне нужно было как-то справиться.
– Какие трудности? – Роберт рассеянно оглядывает гостей. Сейчас я его ненавижу, но это не отменяет того факта, что мы вроде как дружим. – Что случилось?
– Я изменил Наталье.
– Кому?
– Наталье, – закатывает он глаза. – Хозяйке галлереи.
– О, господи!
– Нет, всё не так плохо, как может показаться. В общем у нас с ней начался роман. А потом она наняла новую сотрудницу и та…оказалась очень резвой девушкой. Наталья нас застукала.
– Тебя что, жизнь ничему не учит? Может, пора задуматься, что трахаться втихушку – не твой конек?
– Ты не понимаешь! Эта девушка так свободна в своих желаниях! Она просто делает то, что хочет, а быть такой, сама ведь знаешь, катастрофически сложно! В общем Наталья вышвырнула меня из своей личной жизни и поставила условие: если я не принесу её галлерее весомый доход от этой выставки, то могу катиться ко всем чертям. А мне нельзя. Ты ведь знаешь, у меня только-только жизнь начала налаживаться!
– Тогда не надо трахать всех подряд, чтобы этой жизни лишиться!
– Селин, – снисходительно говорит он и лезет обниматься, – а ты всё такая же милая девчушка!
– Иди к черту! – сбрасываю его руки. – Ты хоть понимаешь, в какое положение меня поставил? А если кто-то из этих людей узнает меня? А если люди, где будут висеть купленные картины, узнают во мне Селин Маро?
– Брось! Тебя никто не узнает! Ты не блогер, не ведущая. Ты просто автор в глянцевом журнале.
– Что, прости?
– Не дуйся! У меня жизнь на волоске висела, а теперь благодаря тебе, моя спасительница, я останусь в галлерее и буду дальше пожинать сочные плоды своей сказочной жизни! Кстати говоря, ты этих людей не знаешь. Да, может, они и читают тебя, но согласись, на твое крошечное фото рядом с материалом давно уже никто не смотрит! Да и я вижу по глазам, что картины тебе нравятся. Я писал их от чистого сердца.
Нас прерывает девушка в белом. Я не слышу, что она говорит Роберту, в моих ушах маленький ребенок со всей дури лупит в барабаны.
– Селин, – губы Роберта расползаются в улыбке Чеширского кота, – у нас солд-аут! Ты покорила гостей этого вечера! Необходимо отметить! Оу! Наталья в восторге! Я отсюда вижу её сияющие глаза! А теперь извини, мне нужно выступить перед публикой и поблагодарить их за внимание к моему творчеству…
Не даю ему закончить. Хватаю за воротник клетчатой белой рубашки и притягиваю к себе.
– Если ещё раз ты воспользуешься мной в своих убогих и корыстных целях, я напишу на тебя заявление в полицию. Ты меня понял?
– Да, понял я! Понял! – Смеряю его ледяным взглядом, а между ног впервые за несколько минут тишины раздается слабый трепет. – Господи, до чего же ты ожесточенная особа!
– Когда-нибудь я пересплю с одним из твоих коллег… С Юрой Ладонским, например?
– Он идиот! – фыркает Роберт. – Ни воображения! Ни мастерства!
– Да, но насколько мне известно, его работы выставляются в галлерее у Николе Шахмана. Я это знаю, потому