шлепанье кулаков о почти безволосые лобки и мошонки. Хлюпанье, шлепанье и тихое кряхтение, прерываемое звуками плевков.

Сантехник на экране старается. Звуки шлепков становятся интенсивнее, а кряхтение уже переходит в стоны. В этот самый момент кто-то взвизгивает: «Фу-у-у! Пидор!» Этот вскрик обращен к мальчишке, сидящему на полу без штанов. Его ноги согнуты в коленях, так что пятки касаются ягодиц, и широко разведены в стороны. Одна его рука наяривает член, почти прижав его к животу. Другую руку он запустил под мошонку, вставив средний палец себе в зад.

Поглощенный своим занятием, он не слышит: «Пизди пидораса!» Его глаза закрыты, и он не видит, как чей-то кулак, перемазанный в белом и липком, несется к его лицу. Когда кулак достигает цели, остальные мальчишки вскакивают со своих мест и тоже начинают работать кулаками. Не дрочить – бить. Те, кто не успел кончить, все еще сжимают свои приборы в руках и лупят свободной рукой с особым остервенением. Тычки и оплеухи сыплются градом. Стоя вокруг жертвы, драчуны со спущенными штанами трясут кто стоячим, кто обвисшим писюном и окучивают кулаками голову одноклассника не переставая. А он, сидя на полу, качается от одного удара к другому, как неваляшка, все еще сжимая член и не вынув палец.

Нога в черном дырявом носке бьет его пяткой прямо в ухо, и он заваливается на бок. К тому моменту его лицо уже стало сизого с красным цвета, как натруженная головка члена сантехника на экране. Оба глаза заплыли. На сторону свернут нос, по которому снова лупит нога в дырявом носке. Потом другие ноги, в таких же черных дырявых носках, пинают его лежачее тело. Пинают по заднице. Под дых и в пах. Бьют по ребрам. Топчут голову.

После возгласа «Фу-у-у! Пидор обдристался!» школьники расступаются вокруг одноклассника, свернувшегося на полу в позе эмбриона. Красная, коричневая и белая жидкости, что из него вытекают, почти не видны на пестром ковре. Только домохозяйка на экране, словно разглядев их, раскрыла свой перемазанный белым рот.

Слухи в маленьком городе распространяются быстро. Как вонь от обделавшегося избитого школьника. Вслед за школой узнал весь двор. А потом и весь район. Слово «пидор», написанное дерьмом на двери его квартиры, стало регулярным и самым безобидным приветом в его адрес.

Ходили слухи, что на стене заброшенной стройки, где нашли его тело, тоже было написано это слово. По слухам, он со спущенными штанами болтался в петле, сделанной из его собственного ремня. А из его задницы торчала зеленая винная бутылка. Говорили даже, что на цветочнице его могилы регулярно появлялась куча дерьма, а на памятнике – неизменное «пидор». Разные ходили слухи. Но потом старое кладбище, на котором хоронили только бомжей и самоубийц, присоединили к зоне отчуждения законсервированной АЭС и обнесли охраняемым кордоном. И слухи прекратились.

Эх, Елена, где же вы были раньше? Ведь парень всего-навсего умел делать себе приятно.

Но мужское очко – штука неприкосновенная. Почти священная. Об этом мы с детства знаем от судимых отцов или дядек. От братьев, которые хоть и не мотали срок, но ведут себя так, словно у них вся спина в куполах. Даже если у вас нет сидевших родственников, вас просветит приятель, у которого такой родни – полный комплект. Страх за свое пукало настолько глубоко сидит в нас, что даже в общественной бане или душевой, если мы уроним мыло, то скорее пойдем домой немытыми, чем наклонимся, чтобы его поднять.

Садовы-садовские притащили нам новое кино, одежду, еду и музыку. Но, видимо, споткнулись о железный занавес и обронили новый взгляд на себя и на людей вокруг. В мире, который стремительно меняется, нас все еще до усрачки пугает чужой палец в чужой жопе.

Но мою Зайку не пугает вообще ничего. И после занятий этим мы, как обычно, валяемся в обнимку на разложенном диване и смотрим ее любимые вампирские ужастики по видаку.

Очередной из них, про двух братьев-бандюков. По сюжету они, скрываясь от погони, заваливаются в какой-то мексиканский стриптиз-бар.

Прямо сейчас на экране один из братьев сидит за столом и с раскрытым ртом смотрит на танцующую на этом столе эффектную мексиканку. Из одежды на ней только нижнее белье и головной убор из больших птичьих перьев. В руке она держит бутылку. Во время танца стриптизерша поднимает одну ногу и, протянув босую ступню к лицу бандоса, кладет пальцы ноги в его раскрытый рот. Тот не возражает, а она льет содержимое бутылки себе на бедро. Жидкость бежит по ее ляжке, потом по голени и капает с пальцев ноги, которые бандос жадно облизывает, не сводя глаз с танцовщицы. Кажется, Елена называет это фут-фетишем.

Мексиканка очень красивая. Но все же не так хороша, как моя Зайка. Которая уставилась в телик, положив голову мне на грудь. Чмокнув ее в макушку, говорю, что эта «латина» с ней и рядом не валялась. Хихикнув, Зайка велит мне смотреть дальше.

А дальше, спустя мгновение, мексиканка превращается в лысую, сморщенную, зубастую образину. Меня аж передергивает. Как в зеркало посмотрелся. Словно угадав мою реакцию, Зайка смеется.

Сквозь смех она спрашивает:

– Ну? А как она тебе сейчас?

Не дожидаясь ответа, она убирает голову с моей груди и садится рядом, поджав под себя ноги.

– По-моему, она красивая. Да и вообще, кого волнует внешность? Разве это важно? Я думаю – нет. Внешность совсем не главное, – говорит она, глядя на страшилу в телике.

Лежа на спине, убираю руки за голову и смотрю на свою Зайку снизу вверх.

На ней моя домашняя растянутая майка. Правая лямка сползла на плечо, и одна грудь вот-вот выпрыгнет наружу. Одна из двух идеальных близняшек, которые едва помещаются в мои огромные лапы. Сквозь ткань майки проступают ее всегда твердые стоячие соски.

Люстра под потолком хорошо освещает комнату. Но на гриве Зайкиных черных волос, с прямой челкой по брови, нет ни единого блика от лампочек. Ее волосы словно поглощают свет. Они чернее черного. А ее кожа – наоборот, как будто излучает какое-то едва уловимое свечение. Она белее белого.

Зайка как-то говорила, что у нее румынские корни. Ее европейские черты лица и черные волосы вполне соответствуют румынскому типу внешности. Только мне всегда думалось, что кожа у румын смугловатая.

Любуясь на Зайкин аккуратный вздернутый носик, на пухлые губки и на огромные глаза с черными бровями, говорю:

– Внешность не главное? Серьезно?

Зайка отвлекается от фильма.

– Ну коне-е-ечно! – растягивает она и легонько надавливает указательным пальцем на кончик