соваться туда со щенячьим делом. Но члены парткома и тут проявили непонятную щепетильность. Они постеснялись показать сутягам сразу на дверь и теперь должны ломать головы над тем, действует ли сейчас древний принцип «менки-непеременки» или по нынешним временам акту дарения можно дать обратный ход.

Мы разговаривали с членами парткома, спрашивали, неужели они считают, что должны заниматься любым вздорным делом.

— Конечно, не обязаны, — отвечали они. — Незачем нам заниматься этим. Есть ведь другие органы. К тому же, наверное, намного бы поубавилось число склочников, если бы они знали, что будут иметь дело только с законом.

— Ну, а за чем же остановка?

— Знаете, как-то неловко отваживать человека, когда он приходит в комитет. Потом пойдут пересуды, дескать, мы отрываемся от живой жизни, отмахиваемся от насущных нужд…

Слов нет, партийные работники обязаны, как никто, быть чуткими к людским заботам. Они должны окружать своим вниманием каждого человека, защищать его от незаслуженных обид. Но, простите, по какой такой насущной нужде затеяли склоку на весь мир участники битвы вокруг пылесоса? Какая живая жизнь бьется, например, в том же щенячьем конфликте?

Нет, живой жизнью здесь и не пахнет. Совсем другим пахнет от этих историй. От всех тех, кто в наш век электрической пишущей машинки и десятицветной авторучки что-то царапает на бумаге давно вышедшим из употребления ветхозаветным гусиным пером.

1967 г.

БЕЗРАЗМЕРНАЯ ДОБРОТА

После того, как плотник Кулагин перелез через барьер зоопарка и, просунув руку в клетку, дернул за хвост тигрицу Клотильду, в пятом стройуправлении его стали почитать чуть ли не за героя.

— Шутка ли, дикого зверя не убоялся! — ахали его дружки Иван Севидов и Евгений Простов.

— Тигрица не тронула вашего Витьку только лишь из чувства брезгливости, — заметила штукатур Клава Третьякова. — От него за сто верст разило сивухой.

— Может быть, он и в самом деле выпил стопку для храбрости, — отвечали дружки. — Так зачем придираться? Придраться можно к кому угодно. Один на спор для потехи придрался даже к телеграфному столбу: дескать, и стоишь ты поперек дороги, и провода натянул, и связь с заграницей имеешь, и стаканчики при тебе всегда есть…

Нужно отметить, что восторгались Виктором не какие-нибудь запьянцовские мужички, а хорошие ребята, комсомольцы. Сами они вели себя примерно, водки не пили. У них был другой изъян: в пьяных куражах забулдыги им виделось проявление мужества и остроумия.

Как-то Кулагин по пьяной лавочке очутился в соседнем городе и оттуда в разгар рабочего дня отбил депешу управляющему трестом:

«Чувствую себя хорошо зпт привет семье тчк Кулагин».

Управляющий возмутился, передал телеграмму в постройком, как вещественное доказательство пьяного загула. Но не успел еще Кулагин опохмелиться, как в кабинете председателя постройкома уже сидели Иван Севидов и Евгений Простов.

— Витька пьет, но пьет красиво, — хором объясняли они. — Все у него получается с выдумкой, с фантазией. Да и работает он примерно. Мастер высшего класса. Топор-прима!

Виктор Кулагин сначала и в самом деле попивал для того, чтобы почудить, подурачиться. Ну, а вскоре стал тянуться к рюмке потому, что уже без водки не мог никак обойтись. Утром он выпивал четвертинку на двоих, в обед — пол-литра на троих, в ужин — стакан самого дрянного портвейна на одного. Можно остановиться, поднимаясь, но, опускаясь, остановиться уже нельзя. Витька Кулагин стремительно катился на дно. Он уже не лазил в клетку к тигрице Клотильде и не посылал спьяну лихих телеграмм управляющему трестом.

Никаким топором-примой Виктор Кулагин теперь, конечно, не был. Откуда с похмелья взяться качеству, когда топор и рубанок совсем не держатся в руках! Как-то незаметно для окружающих Виктор перешел из плотников в разнорабочие, а затем и уволился совсем. Целый год слонялся без дела, пока не устроился грузчиком в овощной магазин.

— Чем не работа! Всегда на пол-литра выгадать можно. Да и закуска под рукой: огурчики, помидорчики…

На третий день своей новой работы Витька, «выгадывая» на пол-литра, стянул ящик персикового сока, попался в подворотне и очутился под арестом. Из милиции по прежнему месту работы пришел запрос, и старые дружки вновь засуетились.

— Как же, Виктора Кулагина мы хорошо помним, — горячатся мастер Иван Севидов и заведующий складом Евгений Простов. — Веселый был такой паренек, общительный. Мы, представьте, даже грешным делом думали, что из него выйдет хороший конферансье. Так неужто спился? Чем же ему можем помочь?

Помочь Виктору Кулагину теперь трудно. Ему предстоит объяснение с законом. Помочь можно сейчас другим.

Когда мы разбирались в истории бывшего плотника Кулагина, то в отделе кадров натолкнулись на любопытные документы:

«Объяснительная записка. От слесаря Василия Викторова. Не выходил на работу, так как с днем рожденья приехал брат из деревни. Три дня не выпускал меня от стола».

«В отдел кадров. Прораб Гаврилов послал меня с полдня за толью. Толи я не нашел, зато узнал, что в магазине на Владимирской улице продается «Кубанская» за 2 рубля 62 коп. пол-литра. Вынужден был встать в очередь и стоять до конца рабочего дня. К сему: паркетчик Григорий Смирнов».

Может быть, этого Викторова и этого Смирнова вытащили на суд товарищей, написали о них фельетон в стенном «Крокодиле»? Да ничего подобного! Опять вокруг них смешки да восторженные ахи… А пьяницы наглеют все больше. Они и впрямь уверены, что с ними должны возиться, как с малыми, неразумными дитятями.

Счетовод из совхоза «Прилепский» Б. Б. Деревянко, гуляя на свадьбе своей племянницы, вдруг вспомнил про какие-то обиды, нанесенные ему администрацией. Он вскочил из-за праздничного стола, опрокинул на гостей жбан с квасом и помчался в контору. Здесь он сорвал дверь с петель, замахнулся на главного агронома, порвал занавеску. Поскольку счетовод устраивал пьяные дебоши не в первый раз, хулиган в конечном счете был водворен в исправительно-трудовую колонию строгого режима сроком на шесть месяцев.

Отбыв наказание, Деревянко потребовал, чтобы совхоз немедленно выплатил ему зарплату за полгода как за вынужденный прогул. Ни больше ни меньше!

— А как же? — доказывает счетовод. — Не по своей же воле я был лишен возможности участвовать в общественно полезном труде. Вот и возмещайте убытки.

Директор совхоза выплатить деньги, естественно, отказался. Тогда пьяница стал жаловаться. В редакцию сельской газеты. Депутатам двух Советов. В областной суд.

В этот же областной суд шлет жалобы учитель математики Голубковской средней школы Александр Николаевич Огуреев. Конечно, когда пьет плотник — это очень плохо. Но гораздо хуже, когда пьет учитель, потому что он имеет дело уже не с подтоварником, не с бревном, а с нашими детишками.

Свой первый